Вступаю при луне в арену Колизея. Полуразрушенный, великий и безмолвный, Неосвещенными громадами чернея, Он дремлет голубым, холодным светом полный. Здесь пахнет сыростью подземных галерей, Росы, могильных трав и мшистых кирпичей. Луна печальная покрылась облаками, Как духи прошлого, как светлые виденья, Они проносятся, с воздушными краями Над царством тишины, и смерти, и забвенья. В дворце Калигулы заплакала сова… На камне шелестит могильная трава. Как будто бы скользят по месяцу не тучи, А тени бледные… сенаторские тоги… Проходят ликторы – суровы и могучи, Проходят консулы – задумчивы и строги… Не буря на полях к земле колосья гнет, Пред императором склоняется народ… И месяц выглянул, и тучи заблестели: Вот кроткий Антонин и Август величавый, Воинственный Троян и мудрый Марк Аврелий… В порфирах веющих, в мерцанье вечной славы Грядут, блаженные!.. И складки длинных риз — Подобны облакам… И тени смотрят вниз На семихолмный Рим. Но в Риме – смерть и тленье: Потухли алтари, и Форум спит глубоко, И в храме Юлиев колонна в отдаленье Обломком мраморным белеет одиноко. И стонет в тишине полночная сова, На камне шелестит могильная трава… И взоры Кесарей омрачены тоскою. Скрывается луна, безмолвствует природа… Я вспоминаю Рим, и веет надо мною Непобедимый дух великого народа!.. Мне больно за себя, за родину мою… О Тени прошлого, пред вами я стою, — И горькой завистью душа моя томима!.. И, обратив назад из бесконечной дали Печальный взор на Рим, они все мимо, мимо Проносятся, полны таинственной печали… И руки с жалобой я простираю к ним: О слава древних дней, о Рим, погибший Рим!..