Дми́трий Серге́евич Мережко́вский (2 [14] августа 1865[7][8], Санкт-Петербург — 7 декабря 1941, Париж) — русский писатель, поэт, литературный критик, переводчик, историк, религиозный философ, общественный деятель. Муж поэтессы Зинаиды Гиппиус.
Д. С. Мережковский, яркий представитель Серебряного века, вошёл в историю как один из основателей русского символизма, основоположник нового для русской литературы жанра историософского романа[9], один из пионеров религиозно-философского подхода к анализу литературы, выдающийся эссеист и литературный критик[10]. Мережковский (начиная с 1914 года, когда его кандидатуру выдвинул академик Н. А. Котляревский) был 10 раз номинирован на Нобелевскую премию по литературе[11].
Философские идеи и радикальные политические взгляды Д. С. Мережковского вызывали резко неоднозначные отклики, но даже оппоненты признавали в нём выдающегося писателя, жанрового новатора и одного из самых оригинальных мыслителей XX века[12].
329
Стихотворений
76
Лет жизни
Стихотворения
Поэт
Сладок мне венец забвенья темный,
Посреди ликующих глупцов
Воля
Слышишь, где-то далеко
Плачет колокол?
Усни
Уснуть бы мне навек, в траве, как в колыбели,
Как я ребенком спал в те солнечные дни,
Эскизы
Стальными латами одет,
Близ древних стен Иерусалима,
Июльским вечером следил ли ты порою
Июльским вечером следил ли ты порою,
Как мошек золотых веселые стада
Пчелы
Они, решая все вопросы,
Друзей и недругов язвят,
Пророк Иеремия
О, дайте мне родник, родник воды живой!
Я плакал бы весь день, всю ночь в тоске немой
Затихших волн сиянье бесконечно
Затихших волн сиянье бесконечно
Под низким, жарким солнцем декабря.
Свободная любовь
О, если хочешь ты, чтоб робко и смиренно
Я голову склонил к твоим ногам,
Помпея
Над городом века неслышно протекли,
И царства рушились; но пеплом сохраненный,
Осенью в летнем саду
В аллее нежной и туманной,
Шурша осеннею листвой,
Развенчанный лес
Как царь развенчанный стоит могучий лес.
У ног его лежит пурпурная одежда…
Бог
О Боже мой, благодарю
За то, что дал моим очам
Печальный мертвый сумрак
Печальный мертвый сумрак
Наполнил комнату: теперь она похожа
Пусть темна моя дорога
Пусть темна моя дорога,
Пусть ничтожно бытие,
Мрамор
Ваятель видел сон: дыханье затаив,
Казалося, глядит он, жаждой истомленный,
Кроткий вечер тихо угасает
Кроткий вечер тихо угасает
И пред смертью ласкою немой
Весна
Лучи, что из окна ко мне на стол упали,
Весенний гам и крик задорных воробьев,
В Альпах
Я никогда пред вечной красотою
Не жил, не чувствовал с такою полнотою.
Пощады я молю
Пощады я молю! Не мучь меня, Весна,
Не подходи ко мне с болезненною лаской
О дайте мне забыть туманы и метели
О дайте мне забыть туманы и метели
В затишье и тепле на взморье голубом
Есть радость в том, чтоб люди ненавидели
Есть радость в том, чтоб люди ненавидели,
Добро считали злом,
Пастырь добрый
Пришел в Эфес однажды Иоанн,
Спасителя любимый ученик,
Сегодня в заговор вступили ночь и розы
Сегодня в заговор вступили ночь и розы,
И звезды бледные, смеясь, мне говорят:
Ты, бледная звезда, вечернее светило
Из Альфреда Мюссэ
Ты, бледная звезда, вечернее светило,
Вдруг
Иногда бывает так скучно,
Что лучше бы на свет не смотреть,
Там, в глубине задумчивой долины
Там, в глубине задумчивой долины,
Когда вечерний мрак струился надо мной
Увы! Что сделал жизни холод
Увы! Что сделал жизни холод
С душой печальною: туда,
Вечер
Говорят и блещут с вышины
Зарей рассыпанные розы
Порой, когда мне в грудь отчаянье теснится
Порой, когда мне в грудь отчаянье теснится
И я смотрю на мир с проклятием в устах, —
Весеннее чувство
С улыбкою бесстрастия
Ты жизнь благослови:
На что мне чудеса волшебной красоты
На что мне чудеса волшебной красоты,
На что мне глетчеров безмолвная громада
Трепетные зори
Трепетные зори
Потухают в море,
О, мука вечной жажды
О, мука вечной жажды!
О, тщетная любовь!
Пророк Исайя
Господь мне говорит: «Довольно Я смотрел,
Как над свободою глумились лицемеры,
Зимний вечер
О бледная луна
Над бледными полями!
Напрасно я хотел всю жизнь отдать народу
Напрасно я хотел всю жизнь отдать народу:
Я слишком слаб; в душе — ни веры, ни огня…
К смерти
…Приди, желанная, приди,
И осени меня крылами,
О, если бы душа полна была любовью
О, если бы душа полна была любовью,
Как Бог мой на кресте — я умер бы любя.
Я не был счастлив никогда
Я не был счастлив никогда,
Из чаши сладостной я не пил.
Родное
Далеких стад унылое мычанье,
И близкий шорох свежего листа…
Изображение на щите Ахиллеса
На взморье голубом, как спящие дельфины,
Качают корабли изогнутые спины.
На птичьем рынке
Тоскуя в клетке, опустил
Орел беспомощные крылья,
Микеланджело
Тебе навеки сердце благодарно,
С тех пор, как я, раздумием томим,
Когда безмолвные светила над землей
Когда безмолвные светила над землей
Медлительно плывут в таинственной лазури,
Эрот
Молнию в тучах Эрот захватил, пролетая;
Так же легко, как порой дети ломают тростник,
Семейная идиллия
I. Вступление
Ужель нельзя писать, забыв хотя на миг
Октябрьский снег первоначальный
Октябрьский снег первоначальный…
В тиши покинутых садов
Осень
Из Бодлэра
Я люблю ваши нежно-зеленые глазки;
Знаю сам, что я зол
Знаю сам, что я зол,
И порочен, и слаб;
Счастья нет
Под куполом бесстрастно молчаливым
Святых небес, где все лазурь и свет,
Цветы
Не рви, не рви цветов, но к ним чело склони.
Лелеет их весна и радует свобода.
Уголино
В последнем круге ада перед нами
Во мгле поверхность озера блистала
De profundis
(Из дневника)
…В те дни будет такая скорбь,
Перед грозой
Не пылит еще дорога, —
Но везде уже тревога,
Амалии
Ты — горящий, устремленный,
В темноте открытый глаз.
В сумерки
Был зимний день; давно уже стемнело,
Но в комнату огня не приносили;
MORITURI (Идущие на смерть)
Мы бесконечно одиноки,
Богов покинутых жрецы.
Светляк
Сняла, шутя, с былинки нежной,
С родного, бедного цветка
Не думала ли ты, что, бледный и безмолвный
Не думала ли ты, что, бледный и безмолвный,
Я вновь к тебе приду, как нищий, умолять,
