Речью уверенной, чуждой сомнения, В смерти, мудрец, ты сулишь мне покой И нескончаемый отдых забвения, Сладостный отдых во тьме гробовой. «Смерть, – говоришь ты, – глаза утомленные Нам благотворной рукою смежит, Смерть убаюкает думы бессонные, Смерть наше горе навек усыпит». Знай же, мудрец, той мечте обольстительной Всю мою веру я в жертву принес; Но подымается с болью мучительной, С прежнею болью упрямый вопрос: Что, если, там, за безмолвной могилою, Нам ни на миг не давая уснуть, Те же мученья, но с новою силою Будут впиваться в усталую грудь? Что, если, вырвав из мрака ничтожного Душу, бессмертную душу мою, Не потушу я сознанья тревожного, Жгучей тоски я ничем не убью? Буду о смерти мольбой бесполезною Я к безучастной природе взывать, — Но отовсюду холодною бездною Будет упрямая вечность зиять, Вечность унылая, вечность бесцельная, Вечность томленья и мук без конца, Где не уснет моя скорбь беспредельная И не изменится воля Творца; А надо мной в красоте оскорбительной Будет злорадное небо сиять, Звездные очи улыбкой презрительной Будут на стоны мои отвечать… Нет, перед страхом немой бесконечности Разум твой гордый бессилен, мудрец… О, беспощадные призраки вечности, Кто же вас вырвет из наших сердец?