Схоластик некий, именем Евлогий, Подвинутый любовью, мир презрел И в монастырь ушел, раздав именье, Но, ремесла не ведая, меж братий В бездействии невольном пребывал. Однажды он расслабленного встретил, Лежавшего на улице, без рук, Без ног; молил он гласом лишь и взором О помощи. Евлогий же сказал: «Возьму к себе расслабленного, буду Любить его, покоить до конца, И так спасусь. Терпенья дай, о, Боже, Мне, грешному, чтоб брату послужить!» Он, приступив к расслабленному, молвил: «Не хочешь ли, возьму тебя к себе И скоро твой недуг и старость упокою?» «Ей, Господи!» — расслабленный в ответ, Тогда Евлогий: «Приведу осла, Чтоб отвезти тебя в мою обитель». И с радостью великой ожидал Его бедняк. Привел осла Евлогий, Больного взял, отвез к себе домой И стал о нем заботиться, и пробыл Пятнадцать лет расслабленный в дому Евлогия, и тот его покоил, Служил ему, как дряхлому отцу, Кормил его, как малого ребенка, На собственных руках его носил. Но дьявол стал завидовать обоим: Хотел он мзды Евлогия лишить. И, развратив расслабленного, ярость Вдохнул в него, и начал тот во гневе Евлогия хулить: «Ты — беглый раб, Похитивший именье господина! Ты чрез меня спасаешься, ты принял Калеку в дом, чтоб назвали тебя И праведным, и милосердным люди!..» Но с кротостью ответствовал Евлогий: «Не будь ко мне несправедливым, брат, И лучше ты скажи, какое зло Я сотворил тебе, — и я покаюсь». Но возопил калека: «Не хочу Любви твоей! Неси меня из дома, На улице повергни! Не хочу Ни ласк твоих, ни твоего покоя!» Евлогий же: «Молю тебя, утешься!» Но в ярости расслабленный кричал: «Мне скучно здесь, противна эта жизнь! И не терплю я твоего лукавства… Дай мяса мне!.. Я мясо есть хочу!..» Тогда принес ему Евлогий мяса. «Один с тобою быть я не могу: Хочу живых людей, хочу народа!» — «Я много братий приведу тебе…» — «О, горе мне, — больной ему в ответ, — О, горе, окаянному! Противно И на твое лицо смотреть: ужель Еще толпу таких же праздноядцев Ты приведешь ко мне?..» И разъярился, И голосом он диким возопил: «Нет, не хочу я, не хочу! Повергни Опять меня туда, откуда взял: На улицу хочу я, на распутье! Там — пыль и солнце, пролетают птицы, И по камням грохочут колесницы, Там ветер пахнет морем, и вдали Крылатые белеют корабли… Мне скучно здесь, где лишь лампады, тлея, Коптят немые лики образов, Где — ладана лишь запах да елея, И душный мрак, и звон колоколов… О, если б были руки, — удавился Иль заколол бы я себя ножом!..» В смятении пошел Евлогий к братьям. «Что делать мне?» — он старцев вопросил. Они его к Антонию послали. И на корабль он посадил больного, И выехал, и прибыл к той земле, Где жил Антоний, схимник, и с калекой Пришел к нему Евлогий и сказал: «Пятнадцать лет больному я служил, — Он за любовь меня возненавидел. И я спросить пришел к твоей святыне, Что сотворю я с ним?» Тогда в ответ Проговорил Антоний гласом тяжким И яростным: «Евлогий, если ты Отвергнешь брата, — помни, что Спаситель Бездомного вовеки не отвергнет: Его в раю высоко над тобой Он вознесет». Евлогий ужаснулся; Антоний же — расслабленному: «Раб, Земли и неба недостойный, ты ли Дерзнул хулу на Господа изречь?.. Так помни же, что Сам тебе Спаситель Во образе Евлогия служил!» Потом он стал учить обоих: «Дети, Не разлучайтесь друг от друга, — нет: От сатаны пришло вам искушенье. Идите с миром, отложив печаль. Я ведаю, что при конце вы оба, Что близко смерть: вы у Христа венцов Заслужите, ты — им, и он — тобою. Но если б Ангел Смерти прилетел И на земле вас не нашел бы вместе, — То лишены вы были бы венцов. Так те, кто любят — мученики оба, Прикованы друг к другу навсегда: И большего нет подвига пред Богом, Нет в мире большей казни, чем любовь!» Потом, когда они вернулись в келью И в мире прожили двенадцать дней, Исполнены любовью совершенной, — Евлогий умер, и на третий день Расслабленный за братом в лоно Бога Для вечного покоя отошел.