Был зимний день; давно уже стемнело, Но в комнату огня не приносили; Глядело в окна пасмурное небо, Сырую мглу роняя с вышины, И в стекла ударяли хлопья снега, Подобно стае белых мотыльков; В вечерней мгле багровый свет камина Переливался теплою волной На золотой парче японских ширм, Где выступал богатый арабеск Из райских птиц, чудовищных драконов, Летучих рыб и лилий водяных. И надо всем дыханье гиацинтов В таинственной гармонии слилось С бледно-лазуревым отцветом шелка На мебели причудливо роскошной; И молча ты лежала предо мной, И, уронив любимый том Кольриджа На черный мех пушистого ковра, Вся бледная, но свежая, как ландыш, Вся в кружево закутанная, грелась Ты в розовом мерцании камина; И я шептал, поникнув головой: «О для чего нам не шестнадцать лет, Чтоб мы могли обманывать друг друга Надеждами на вечную любовь! О для чего я в лучшие мгновенья Так глубоко, так больно сознаю, Что этот луч открывшегося неба, Как молния, потухнет в море слез! Ты так умна: к чему же лицемерить? Нам не помогут пламенные клятвы. Мы сблизились на время, как и все, Мы, как и все, случайно разойдемся: Таков судьбы закон неумолимый. День, месяц, год,— каков бы ни был срок,— Любовь пришла, любовь уйдет навеки… Увы, я знаю всё, я всё предвижу, Но отвратить удара не могу,— И эта мысль мне счастье отравляет. Нет, не хочу я пережить мгновенье, Что навсегда должно нас разлучить. Ты всё простишь, ты всё поймешь — я знаю,— Услышь мою безумную мольбу!..» Тогда с порывом ласки материнской К себе на грудь меня ты привлекла И волосы так нежно целовала, И гладила дрожащею рукой. И влага слез, твоих горячих слез, Как теплый дождь, лицо мне орошала, И говорил я в страстном забытье: «Услышь мою безумную мольбу: В урочный миг, как опытный художник, Ты заверши трагедию любви, Чтоб кончилась она не пошлым фарсом, Но громовым, торжественным аккордом: Лишь только тень тоски и пресыщенья В моих чертах заметишь ты впервый,— Убей меня, но так, чтоб без боязни, С вином в бокале, весело шутя, Из милых рук я принял яд смертельный. И на твоей груди умру я тихо, Усну навек, беспечно, как дитя, И перелью в последнее лобзанье Последний пламень жизни и любви!..»