Нерпа-папа спит, как люмпен. Нерпа-мама сына любит и в зубах, как леденец, тащит рыбину в сторонку кареглазому нерпепку по прозванью «зеленец». Нерпы, нерпы, вы как дети. Вам бы жить и жить на свете, но давно в торговой смете запланированы вы; и не знают нерпы-мамы, что летят радиограммы к нам из снежной синевы. Где-то в городе Бостоне на пушном аукционе рассиявшийся делец сыплет чеками радушно, восклицая: «Мир и дружба! Мир и рашен «зеленец»!» Чтоб какая-то там дама — сплошь одно ребро Адама — в мех закутала мослы, кто-то с важностью на морде нам вбивает вновь по Морзе указания в мозги. Нерпы, нерпы, мы вас любим, но дубинами вас лупим, ибо требует страна. По глазам вас хлещем люто, потому что вы — валюта, а валюта нам нужна. Нерпы плачут, нерпы плачут и детей под брюхо прячут, пожалеть нам их нельзя. Вновь дубинами мы свищем. Прилипают к сапожищам нерп кричащие глаза. Ну а нерпы плачут, плачут… Если б мир переиначить (да, видать, не суждено), мы бы, нерпы, вас любили, мы бы, нерпы, вас не били — мы бы водку с вами пили да играли в домино. Все законно! План на двести! Нами все довольны в тресте! Что хандришь, как семга в тесте? Кто с деньгами — не хандрит. Можешь ты купить с получки телевизор самый лучший — пусть футбол тебя взбодрит в дальнем городе Мадрид. Но с какой-то горькой мукой на жену свою под мухой замахнешься ты, грозя, и сдадут внезапно нервы… Вздрогнешь — будто бы у нерпы, у нее кричат глаза.