Евге́ний Алекса́ндрович Евтуше́нко (фамилия при рождении — Гангнус[1][2][3], 18 июля 1932[2] [по паспорту — 1933][4], Зима[3]; по другим данным — Нижнеудинск[5][6], Иркутская область; — 1 апреля 2017, Талса, Оклахома, США[7]) — русский советский и российский поэт. Получил известность также как прозаик, режиссёр, сценарист, публицист, чтец-оратор и актёр. Был номинирован на Нобелевскую премию по литературе (1963; по данным СМИ в 2010 году)[8][9].
393
Стихотворений
85
Лет жизни
Стихотворения
Экскаваторщик
А.Марчуку
Ах, как работал экскаваторщик!
Пришли иные времена
Пришли иные времена.
Взошли иные имена.
Баллада о шефе жандармов
Я представляю страх и обалденье,
когда попало в Третье отделенье
Простая песенка Булата
Простая песенка Булата
всегда со мной.
Певица
Маленький занавес поднят.
В зале движенье и шум.
Есть пустота от смерти чувств
Есть пустота от смерти чувств
и от потери горизонта,
Ходивший на Боброва с батею
Ходивший на Боброва с батею
один из дерзких огольцов,
Волга
Мы русские. Мы дети Волги.
Для нас значения полны
Я хотел бы
Я хотел бы
родиться
Псковские башни
Художник, сам собой низложенный,
надел по царски фартук кожаный
Карьера
Твердили пастыри, что вреден
и неразумен Галилей,
Спасибо
Ю. Любимову
Ты скажи слезам своим «спасибо»,
Любовь по-португальски
Ночь, как раны, огни зализала.
Смотрят звезды глазками тюрьмы,
Взмах руки
Когда вы,
из окна вагона высунувшись,
Голос в телефонной трубке
Голос в телефонной трубке
Если б голос можно было целовать,
Монолог американского писателя
Мне говорят — ты смелый человек.
Неправда. Никогда я не был смелым.
Мать
Прекрасна мать с ребенком на руках,
но от нее на волю рвется мальчик —
Мой пес
В стекло уткнув свой черный нос,
все ждет и ждет кого-то пес.
Хватит мелко самоутверждаться
Хватит мелко самоутверждаться —
я уж, слава богу, не дитя.
Два города
Я, как поезд,
что мечется столько уж лет
Монолог бывшего попа, ставшего боцманом на Лене
Я был наивный инок. Целью
мнил одноверность на Руси
Кассирша
На кляче, нехотя трусившей
сквозь мелкий дождь по большаку,
Баллада о выпивке
В. Черных
Мы сто белух уже забили,
Моцарты революции
Слушаю
рёв улицы
Лермонтов
О ком под полозьями плачет
сырой петербургский ледок?
Ты начисто притворства лишена
Ты начисто притворства лишена,
когда молчишь со взглядом напряженным,
Продавщица галстуков
Когда окончится работа,
бледна от душной суеты,
Монолог Тиля Уленшпигеля
Я человек — вот мой дворянский титул.
Я, может быть, легенда, может, быль.
Я у рудничной чайной
Я у рудничной чайной,
у косого плетня,
Кабычегоневышлисты
Не всякая всходит идея,
асфальт пробивает не всякое семя.
Сказка о русской игрушке
По разграбленным селам
Шла орда на рысях
Как-то стыдно изящной словесности
Как-то стыдно изящной словесности,
отрешенности на челе.
Непонятным поэтам
Я так завидовал всегда
всем тем,
Зачем ты так
Когда радист «Моряны», горбясь,
искал нам радиомаяк,
Проклятье века
Проклятье века — это спешка,
и человек, стирая пот,
Кто самый острый современный
Кто самый острый современный
писатель? — спорит целый мир.
Море
«Москва — Сухуми»
мчался через горы.
Американский соловей
В стране перлона и дакрона
и ставших фетишем наук
Фуку
Поэма
Сбивая наивность с меня,
Неразделенная любовь
Любовь неразделенная страшна,
но тем, кому весь мир лишь биржа, драка,
Ревю стариков
В том барселонском знаменитом кабаре
встал дыбом зал, как будто шерсть на кабане,
Паровозный гудок, журавлиные трубы
Паровозный гудок,
журавлиные трубы,
Северная надбавка
Поэма
1
Ты — Россия
Когда ты за границею,
когда
Карликовые березы
Мы — карликовые березы.
Мы крепко сидим, как занозы,
Снова грустью повеяло
Снова грустью повеяло
в одиноком дому
Ограда
Могила,
ты ограблена оградой.
Смеялись люди за стеной
Смеялись люди за стеной,
а я глядел на эту стену
Процессия с мадонной
В городишке тихом Таормина
стройно шла процессия с мадонной.
Ира
Здравствуй, Ира!
Как живёшь ты, Ира?
Потеря
Потеряла Россия
в России
Голубь в Сантьяго
Поэма
Могу я спросить мою книгу,
Сквер величаво листья осыпал
Сквер величаво листья осыпал.
Светало. Было холодно и трезво.
Обидели, беспомощно мне, стыдно
Б. Ахмадулиной
Обидели.
Факкино
Неповоротлив и тяжел,
как мокрое полено,
Какое наступает отрезвленье
Какое наступает отрезвленье,
как наша совесть к нам потом строга,
Всех, кто мне душу расколошматили
Всех, кто мне душу расколошматили,
к чортовой матери,
О, бойтесь ласковых данайцев
О, бойтесь ласковых данайцев,
не верьте льстивым их словам.
Дальняя родственница
Поэма
Есть родственницы дальние —
Заснул поселок Джеламбет
Заснул поселок Джеламбет,
в степи темнеющей затерянный,
Я жаден до людей
Я жаден до людей,
и жаден все лютей.
Меня не любят многие
Меня не любят многие,
за многое виня,
Выстрелами море запугав
Выстрелами море запугав,
топают в пахучий камбуз тяжко
Сватовство
В Сибири когда-то был на первый
взгляд варварский, но мудрый обычай.
Солёный гамак
Е. Рейну
Как времени хитрый песок,
Сирень
Вот полночь.
Вот за полночь.
Ошеломив меня, мальчишку
Ошеломив меня, мальчишку
едва одиннадцати лет,
Итальянские слезы
Возле Братска, в посёлке Анзёба,
плакал рыжий хмельной кладовщик.
Плач по коммунальной квартире
Плачу по квартире коммунальной,
будто бы по бабке повивальной
Не исчезай
Не исчезай… Исчезнув из меня,
развоплотясь, ты из себя исчезнешь,
Я старше себя на твои тридцать три
Я старше себя на твои тридцать три,
и все, что с тобою когда-нибудь было,
Лифтерше Маше под сорок
Лифтерше Маше под сорок.
Грызет она грустно подсолнух,
Ивановские ситцы
Поэма
Государь Иван Васильевич Грозный
Вот снова роща в чёрных ямах
Вот снова роща в чёрных ямах,
и взрывы душу леденят,
Черные бандерильи
По правилам корриды трусливому быку вместо обычных — розовых — в знак презрения всаживают черные бандерильи.
Цвет боевого торо —
Станция Зима
Поэма
Мы, чем взрослей, тем больше откровенны.
Женщина и море
Над морем —
молнии.
Нефертити
Как ни крутите,
ни вертите,
О публике
Я публика,
публика,
Изумрудины
Глаз твоих изумрудины
зеленее травы –
Паруса
Памяти
Корнея Чуковского
Улыбки
У тебя было много когда-то улыбок:
удивленных, восторженных, лукавых улыбок,
Ожидание
В прохладу волн загнав
стада коров мычащих,
Мама
Давно не поёт моя мама,
да и когда ей петь!
По Печоре
За ухой, до слез перченной,
сочиненной в котелке,
Очарованья ранние прекрасны
Очарованья ранние прекрасны.
Очарованья ранами опасны…
Мы шагаем, шагаем
Мы шагаем, шагаем
Эх, шагаем
Не надо
Не надо…
Всё призрачно —
Братская ГЭС
Поэма
Молитва перед поэмой
Жизнь и смерть
Жизнь перед Смертью —
как девочка перед женщиной.
Казнь Стеньки Разина
Как во стольной Москве белокаменной
вор по улице бежит с булкой маковой.
Считают, что живу я жизнью серой
Считают,
что живу я жизнью серой —
Есть прямота
Есть прямота, как будто кривота.
Она внутри самой себя горбата.
Алла
У могилы поэта,
презревшего все мировые базары,
Сосулек тонкий звон
Сосулек тонкий звон, —
он так похож на стон,
О переводах
Не страшен вольный перевод
Ничто не вольно, если любишь.
Колизей
Колизей,
я к тебе не пришел, как в музей.
Иностранец
И меркурий плыл над нами —
иностранная звезда…
Над Россией слышатся шаги
Над Россией слышатся шаги,
Туфельки стучат и сапоги,
Тореро
Тореро, мальчик, я — старик,
я сам — тореро бывший.
Вы полюбите меня
Вы полюбите меня. Но не сразу.
Вы полюбите меня скрытноглазо.
Я шатаюсь в толкучке столичной
Я шатаюсь в толкучке столичной
над веселой апрельской водой,
Новый вариант «Чапаева»
Б. Бабочкину
Поднимается пар от излучин.
Так уходила Пьяф
И был Париж, был зал, и перед залом,
на час искусство прыганьем поправ,
Гены
Я трогаю тихонько ветку вербную.
В ней гены наших прадедов, наверное,
Большая ты, Россия
Большая ты, Россия,
и вширь и в глубину.
Совершенство
Тянет ветром свежо и студёно.
Пахнет мокрой сосною крыльцо.
Все силы даже прилагая
Все силы даже прилагая,
признанья долго я прожду.
Ты спрашивала шепотом
Ты спрашивала шепотом:
«А что потом?
Вратарь выходит из ворот
Вот революция в футболе:
вратарь выходит из ворот
Памяти Ксении Некрасовой
Я никогда не забуду про Ксюшу,
Ксюшу,
Кончики волос
Было то свиданье над прудом
кратким, убивающим надежду,
Памяти Есенина
Поэты русские,
друг друга мы браним —
Ах, как ты, речь моя, слаба
Ах, как ты, речь моя, слаба!
Ах, как никчёмны, непричёмны,
Качался старый дом
Качался старый дом, в хорал слагая скрипы,
и нас, как отпевал, отскрипывал хорал.
А снег повалится, повалится
А снег повалится, повалится…
и я прочту в его канве,
Нет, мне ни в чем не надо половины
Нет, мне ни в чем не надо половины!
Мне – дай все небо! Землю всю положь!
Дай бог
Дай бог слепцам глаза вернуть
и спины выпрямить горбатым.
Был я столько раз так больно ранен
Был я столько раз так больно ранен,
добираясь до дому ползком,
Большой талант всегда тревожит
Большой талант всегда тревожит
и, жаром головы кружа,
