Какое наступает отрезвленье, как наша совесть к нам потом строга, когда в застольном чьём-то откровенье не замечаем вкрадчивость врага. Но страшно ничему не научиться, и в бдительности ревностной опять незрелости мятущейся, но чистой нечистые стремленья приписать. Усердье в подозреньях не заслуга. Слепой судья народу не слуга. Страшнее, чем принять врага за друга, принять поспешно друга за врага.