Я был жесток. Я резко обличал, о собственных ошибках не печалясь. Казалось мне — людей я обучал, как надо жить, и люди обучались. Но — стал прощать… Тревожная примета! И мне уже на выступленье где-то сказала чудненький очкарик-лаборантка, что я смотрю на вещи либерально. Приходят мальчики, надменые и властные. Они сжимают кулочки влажные и, задыхаясь от смертельной сладости, отважно обличают мои слабости. Давайте, мальчики! Давайте! Будьте стойкими! Я просто старше вас в познании своём. Переставая быть к другим жестокими, быть молодыми мы перестаём. Я понимаю, что умнее — со стыдливостью. Вы неразумнее, но это не беда, ведь даже и в своей несправедливости вы тоже справедливы иногда. Давайте, мальчики! Но знайте,- старше станете, и, зарекаясь ошибаться впредь, от собственной жестокости устанете и потихоньку бедете добреть. Другие мальчики, надменные и властные, придут, сжимая кулачонки влажные, и, задыхаясь от смертельной сладости, обрушаться они на ваши слабости. Вы будете — предсказываю — мучиться, порою даже огрызаться зло, но всё таки в себе найдёте мужество, чтобы сказать как вам ни тяжело: «Давайте, мальчики!»