Эта девочка из Нью-Йорка, но ему не принадлежит. Эта девочка вдоль неона от самой же себя бежит. Этой девочке ненавистен мир — освистанный моралист. Для неё не осталось в нём истин. Заменяет ей истины твист. И с нечёсаными волосами, в грубом свитере и очках пляшет худенькое отрицанье на тонюсеньких каблучках. Всё ей кажется ложью на свете, всё — от Библии до газет. Есть Монтекки и Капулетти. Нет Ромео и нет Джульетт. От раздумий деревья поникли, и слоняется во хмелю месяц, сумрачный, словно битник, вдоль по млечному авеню. Он бредет, как от стойки к стойке, созерцающий нелюдим, и прекрасный, но и жестокий простирается город над ним. Всё жестоко — и крыши, и стены, и над городом неспроста телевизорные антенны, как распятия без Христа…