Помимо той прекрасной дамы, играющей надменно гаммы на клавесинах во дворце, есть у любого трубадура от всех скрываемая дура, но с обожаньем на лице. Стыдится он ее немножко, но у нее такая ножка, что заменяет знатность, ум. Порою дура некрасива, но трогательно неспесива, когда приходишь наобум. Она юбчоночку снимает. Боль трубадура понимает, ему восторженно внимает, все делает, что он велит, Порою чуточку краснея… И трубадур утешен. С нею он — просто он, и тем велик.