Е. Рейну Как времени хитрый песок, шуршит табачишко в кисете… Ветшает вельбот из досок, ветшают и люди и сети. И слушают гомон детей, по-старчески этому рады, ограды из ветхих сетей, прозрачные эти ограды. Они отловили своё, но ловят ещё по привычке то дождичек, то лоскутьё, то выброшенные спички. То в них попадает звезда, то лепет любви изначальный, то чей-нибудь мат иногда, то чей-нибудь вздох невзначайный. Всё ловят — и ветра порыв, и песенку чью-то, и фразу, — и, пуговицу зацепив, её отдают, но не сразу. И делает старый рыбак (из крепеньких, смерть отложивших) себе на утеху гамак из старых сетей отслуживших. И, пряча внутри свою боль, обрывками сирыми узнан, зубами он чувствует соль на серых узлах заскорузлых. Качайся, солёный гамак, в размеренном шуме еловом. Любой отловивший рыбак становится тоже уловом. Мы в старости как в полосе, где мы за былое в ответе, где мы попадаемся все в свои же забытые сети. Ты был из горланов, гуляк. Теперь не до драчки. Болячки. Качайся, солёный гамак, создай хоть подобие качки! Но море не бьёт о борта, и небо предательски ясно. Нарошная качка не та — уж слишком она безопасна. И хочется шквалов и бурь, — на чёрта вся эта уютность! Вернуть бы всю юную дурь! Отдать бы всю лишнюю мудрость! Но то, что несчастлив ты, — ложь. Кто качек не знал — неудачник. И как на тебя не похож какой-нибудь дачник-гамачник. Ты знал всех штормов тумаки, ты шёл, не сдаваясь циклонам. Пусть пресные все гамаки завидуют этим — солёным. Есть в качках особенный смак, — пусть даже приносят несчастья. Качайся, солёный гамак, качайся, качайся, качайся…