Глаз твоих изумрудины зеленее травы – то сверкнут, то замрут они – ни живы, ни мертвы. Твои ноги великие – ноги Дитрих Марлен, оказались уликами тайной дрожи колен. Красоту не запрятавшая, ты живёшь, всех казня. Неужели взаправдашне ты влюбилась в меня? Мне любить тебя поздно. Кто я — поезд? Перрон? Ты уходишь как поезд, или я – это он? И в Москве, и в Казани быть красивой такой, — это как истязанье скользкоглазой толпой. Хочет всю тебя улица завалить на кровать, ну а то, что ты умница – ей на это плевать! Чистых глаз изумрудины, так раскованы вы! Где Базаровы, Рудины? Лишь Раскольниковы. Что карга-ростовщица, испустившая дух! От красавиц «тащиться» слаще, чем от старух! Всюду твари дрожащие. Неужели они станут власть предержащими и над женщинами? Мне так больно за родину. Но, как будто в светце, дышат две изумрудины у тебя на лице.