Леониду Мартынову Окно выходит в белые деревья. Профессор долго смотрит на деревья. Он очень долго смотрит на деревья и очень долго мел крошит в руке. Ведь это просто — правила деленья! А он забыл их — правила деленья! Забыл — подумать — правила деленья! Ошибка! Да! Ошибка на доске! Мы все сидим сегодня по-другому, и слушаем и смотрим по-другому, да и нельзя сейчас не по-другому, и нам подсказка в этом не нужна. Ушла жена профессора из дому. Не знаем мы, куда ушла из дому, не знаем, отчего ушла из дому, а знаем только, что ушла она. В костюме и немодном и неновом,- как и всегда, немодном и неновом,- да, как всегда, немодном и неновом,- спускается профессор в гардероб. Он долго по карманам ищет номер: «Ну что такое? Где же этот номер? А может быть, не брал у вас я номер? Куда он делся?- Трет рукою лоб.- Ах, вот он!.. Что ж, как видно, я старею, Не спорьте, тетя Маша, я старею. И что уж тут поделаешь — старею…» Мы слышим — дверь внизу скрипит за ним. Окно выходит в белые деревья, в большие и красивые деревья, но мы сейчас глядим не на деревья, мы молча на профессора глядим. Уходит он, сутулый, неумелый, под снегом, мягко падающим в тишь. Уже и сам он, как деревья, белый, да, как деревья, совершенно белый, еще немного — и настолько белый, что среди них его не разглядишь.