Цвет статуи Свободы – он всё мертвенней, когда, свободу пулями любя, сама в себя стреляешь ты, Америка. Ты можешь так совсем убить себя! Опасно выйти в мире этом дьявольском, ещё опасней – прятаться в кустах, и пахнет на земле всемирным Далласом, и страшно жить, и стыден этот страх. Кто станет верить в сказку лицемерную, когда под сенью благостных идей растёт цена на смазку револьверную и падает цена на жизнь людей?! Убийцы ходят в трауре на похороны, а после входят в дельце на паях, и вновь колосья, пулями наполненные, качаются в Техасе на полях. Глаза убийц под шляпами и кепками, шаги убийц слышны у всех дверей, и падает уже второй из Кеннеди… Америка, спаси своих детей! Когда с ума опасно сходит нация, то от беды её не исцелит спокойствие, прописанное наскоро. Ей, можеть быть, одно поможет – стыд. Историю не выстираешь в прачечной. Ещё таких машин стиральных нет. Не сходит вечно кровь! О, где он прячется, стыд нации, как будто беглый негр?! Рабы – в рабах. Полно убийц раскованных. Они вершат свой самосуд, погром, и бродит по Америке Раскольников, сойдя с ума, с кровавым топором. Эй, старый Эйби, что же люди делают, усвоив подло истину одну, что только по поваленному дереву легко понять его величину! Линкольн хрипит в гранитном кресле ранено. В него стреляют вновь! Зверьё – зверьём. И звёзды, словно пуль прострелы рваные, Америка, на знамени твоём! Восстань из мёртвых, столько раз убитая, заговори, как женщина и мать, восстань, Свободы статуя пробитая, и прокляни свободу убивать! Но к небу, воззывая о растоптанности, не отерев кровавых брызг с чела, своё лицо зелёное утопленницы, ты, статуя Свободы, подняла…