Как ни крутите, ни вертите, существовала Нефертити. Она когда-то в мире оном жила с каким-то фараоном, но даже если с ним лежала, она векам принадлежала. И он испытывал страданья от видимости обладанья. Носил он важно облаченья. Произносил он обличенья. Он укреплял свои устои, но, как заметил Авиценна, в природе рядом с красотою любая власть неполноценна. И фараона мучил комплекс неполноценности… Он комкал салфетку мрачно за обедом, когда раздумывал об этом. Имел он войско, колесницы, ну а она — глаза, ресницы, и лоб, звездами озарённый, и шеи выгиб изумлённый. Когда они в носилках плыли, то взгляды всех глазевших были обращены, как по наитью, не к фараону, к Нефeртити. Был фараон угрюмым в ласке и допускал прямые грубости, поскольку чуял хрупкость власти в сравненье с властью этой хрупкости. А сфинксы медленно выветривались, и веры мертвенно выверивались, но сквозь идеи и событья сквозь всё, в чём время обманулось, тянулась шея Нефертити и к нам сегодня дотянулась. Она — в мальчишеском наброске и у монтажницы на брошке. Она кого-то очищает, не приедаясь, не тускнея, — и кто-то снова ощущает неполноценность рядом с нею. Мы с вами часто вязнем в быте… А Нефeртити? Нефертити сквозь быт, событья, лица, даты всё так же тянется куда-то… Как ни крутите ни вертите, но существует Нефертити.