Костер сооружен, и роковое Готово вспыхнуть пламя. Все молчит. Лишь слышен легкий треск — и в нижнем слое Костра огонь предательски сквозит. Дым побежал — народ столпился гуще, Вот все они — весь этот темный мир: Тут и гнетомый люд — и люд гнетущий, Ложь и насилье — рыцарство и клир. Тут вероломный кесарь — и князей Имперских и духовных сонм верховный, И сам он, римский иерарх, в своей Непогрешимости греховной. Тут и она — та старица простая, Не позабытая с тех пор, Что? принесла, крестясь и воздыхая, Вязанку дров, как лепту, на костер. И на костре, как жертва пред закланьем, Вам праведник великий предстоит, Уже обвеян огненным сияньем, Он молится — и голос не дрожит. Народа чешского святой учитель, Бестрепетный свидетель о Христе И римской лжи суровый обличитель, В своей высокой простоте Не изменив ни Богу, ни народу, Боролся он — и был необорим — За правду Божью, за ее свободу, За все, за все, что бредом назвал Рим. Он духом в небе — братскою ж любовью Еще он здесь, еще в среде своих, И светел он, что собственною кровью Христову кровь он отстоял для них. О чешский край — о род единокровный! Не отвергай наследья своего — О, доверши же подвиг свой духовный И братского единства торжество! И цепь порвав с юродствующим Римом, Гнетущую тебя уж так давно, На Гусовом костре неугасимом Расплавь ее последнее звено.