Царь жила-была девица, — Шепчет русска старина, — Будто солнце светлолица, Будто тихая весна. Очи светлы голубые, Брови черные дугой, Огнь — уста, власы — златые, Грудь — как лебедь белизной. В жилках рук ее пуховых, Как эфир, струилась кровь; Между роз, зубов перловых, Усмехалася любовь. Родилась она в сорочке Самой счастливой порой, Ни в полудни, ни в полночке — Алой, утренней зарей. Кочет хлопал на нашесте Крыльями, крича сто раз: Северной звезды на свете Нет прекрасней, как у нас. Маковка злата церковна Как горит средь красных дней, Так священная корона Мило теплилась на ней, И вливала чувство тайно С страхом чтить ее, дивясь; К ней прийти необычайно Было, не перекрестясь. На нее смотреть не смели И великие цари; За решеткою сидели На часах богатыри. И Полканы всюду чудны Дом стрегли ее и трон; С колоколен самогудный Слышался и ночью звон. Терем был ее украшен В солнцах, месяцах, в звездах; Отливались блески с башен Во осьми ее морях. В рощах злачных, в лукоморье Въявь гуляла и в саду, Летом в лодочке на взморье, На санк_а_х зимой по льду. Конь под ней, как вихрь, крутился, Чув девицу-ездока, — Полк за нею нимф тащился По следам издалека. Коз и зайцев быстроногих Страсть была ее гонять, Гладить ланей златорогих И дерев под тенью спать. Ей ни мошки не мешали, Ни кузнечики дремать; Тихо ветерки порхали, Чтоб ее лишь обвевать. И по веткам птички райски, Скакивал заморский кот, Пели соловьи китайски — И жужукал водомет. Статно стоя, няньки, мамки Одаль смели чуть дышать И бояр к ней спозаранки В спальню с делом допущать. С ними так она вещала, Как из облак божество; Лежа царством управляла, Их журя за шаловство. Иногда же и тазала Не одним уж язычком, Если больно рассерчала, То по кудрям башмачком. Все они царя-девицы Так боялись, как огня, Крыли, прятали их лицы От малейшего пятна. И без памяти любили Что бесхитростна была; Ей неправд не говорили, Что сама им не лгала. Шила ризы золотые, Сплошь низала жемчугом, Маслила брады седые И не ссорилась, с умом. Жить давала всем в раздолье, Плавали как в масле сыр; Ездила на богомолье, — Божеством ее всяк чтил. Все поля ее златились И шумели под серпом, Тучные стада водились, Горы капали сребром. Слава доброго правленья Разливалась всюду в свет; Все кричали с восхищенья, Что ее мудрее нет. Стиходеи ту ж бряцали И на гуслях милу ложь; В царствах инших повторяли О царе-девице то ж. И от этого-то грому Поднялись к ней женихи Вереницей к ее дому, Как фазаньи петухи. Царств за тридевять мудруя, Вымышляли, как хвалить; Вздохами любовь толкуя, К ней боялись подступить. На слонах и на верблюдах Хан иной дары ей шлет, Под ковром, на хинских блюдах, Камень с гору самосвет. Тот эдемского индея: Гребень — звезд на нем нарост, Пурпур — крылья, яхонт — шея, Изумрудный — зоб и хвост. Колпиц алы черевички Нес — с бандорой тот плясать, Горлиц нежные яички — Нежно петь и воздыхать. Но она им не склонялась, Набожна была чресчур. Только в шутках забавлялась, Напущая на них дур. Иль велела им трудиться: Яблок райских ей искать, Хохлик солнцев, чтоб светиться, В тьме век младостью блистать. Но они понадорвали Свой живот — и стали в пень; Что искали — не сыскали, И исчезли будто тень. Тут откуда ни явился Царь-царевич, или круль, Ни людям не поклонился, Ни на Спаса не взглянул. По бедру коня хлесть задню — И в тот миг невидим стал, — Шасть к царю-девице в спальню И ее поцеловал. Хоронилася платочком И ворчала хоть в сердцах, Но как вслед его окошком Хлопнула, — вскричала: ах! Конь к тому ж в пути обратном Тронул сеть садовых струн: Град познал в сем звуке страшном, Что был дерзок Маркобрун. Вот и встал дым коромыслом От маяков по горам; В мрачном воздухе навислом Рев завыл и по церквам. Клич прокликали в столице, И гонцы всем дали весть, Чтоб скакать к царю-девице И, служа ей, — мстить за честь. Заскрипели двери ржавы Оружейниц древних лет. Воспрян_у_ли мужи славы И среди пустынных мест. Правят снасти боевые И булат, и сталь острят; Старые орлы, седые С соколами в бой летят. И свирепы кони в стойлах Топают, храпят и ржут, На холмах и на раздольях Пыль вздымают, пену льют. В слух пищали стенобойны, Раствори чугунны рты, Воют в час полночный, сонный, Чтоб скорей в поход идти. Идет в шкурах рать звериных, С дубом, с пращей, с кистенем; В перьях птичьих, в кожах рыбных, И как холм течёт чрез холм. Занимает степи, луги И насадами моря, И кричит: помремте, друга, За девицу и царя! Не пленила златом, сбойством Нас она, ни серебром; Но лишь девичьим геройством, Здравым и простым умом. И так сими вождь речами Взбудоражил воинов дух, Что, подняв бугры плечами, Растрепали круля в пух. И еще в его бы царстве Только раз один шагнуть, Света б не было в пространстве, Чем его и вспомянуть. Кровь народа Маркобруна Уподобилась реке; Он дрожал ее перуна И в своем уж чердаке. Но как он царя-девицы Нежный нрав довольно знал, Стал пастух — и глас цевницы Часто ей своей внушал. «Виноват, — пел, — пред тобою, Что прекрасна ты, мила». — «Сердце тронь мое рукою. Сядь со мной!» — она рекла… Так и все красотки славны Дерзостей не могут несть; Все бывают своенравны, Любят жены, девы честь.