Благополучнее мы будем, Коль не дерзнем в стремленье волн, Ни в вихрь, робея, не принудим Близ берега держать наш челн. Завиден тот лишь состояньем, Кто среднею стезей идет, Ни благ не восхищен мечтаньем, Ни тьмой не ужасаем бед; Умерен в хижине, чертоге, Равен в покое и тревоге. Собрать не алчет миллионов. Не скалится на жирный стол; Не требует ничьих поклонов И не лощит ничей сам пол; Не вьется в душу к царску другу, Не ловит таинств и не льстит; Готов на труд и на услугу И добродетель токмо чтит. Хотя и царь его ласкает, Он носа вверх не поднимает. Он видит, что и дубы мшисты Кряхтят, падут с вершины гор, Перун дробит бугры кремнисты И пожигает влажный бор. Он видит, с белыми горами Вверх скачут с шумом корабли; Ревут, и черными волнами Внутрь погребаются земли; Он видит — и, судьбе послушен, В пременах света равнодушен. Он видит — и, душой мужаясь, В несчастии надежды полн; Под счастьем же, не утомляясь, В беспечный не вдается сон; Себя и ближнего покоя, Чтит бога, веру и царей; Царств метафизикой не строя, Смеется, зря на пузырей, Летящих флотом к небу с грузом, И вольным быть не мнит французом. Он ведает: доколе страсти Волнуются в людских сердцах, Нет вольности, нет равной части Царю в венце, рабу в цепях; Несет свое всяк в свете бремя, Других всяк жертва и тиран, Течет в свое природа стремя; А сей закон коль ввек ей дан, Коль ввек мы под страстьми стенаем, — Каких же дней златых желаем? Всяк долгу раб. — Я не мечтаю На воздухе о городах; Всем счастливых путей желаю К фортуне по льду на коньках. Пускай Язон с Колхиды древней Златое сбрил себе руно, Крез завладел чужой деревней, Марс откуп взял, — мне все равно, Я не завидлив на богатство И царских сумм на святотатство. Когда судьба качает в люльке, Благословляю часть мою; Нет дел — играю на бирюльке, Средь муз с Горацием пою. Но если б царь где доброй, редкой Велел мне грамотки писать, Я б душу не вертел рулеткой, А стал бы пнем — и стал читать Равно о людях, о болванах, О добродетелях в карманах. А ежели б когда и скушно Меня изволил он принять, Любя его, я равнодушно И горесть стал бы ощущать, И шел к нему опять со вздором Суда и милости просить. Равно когда б и светлым взором Со мной он вздумал пошутить И у меня просить прощенья, — Не заплясал бы с восхищенья. Но с рассужденьем удивлялся Великодушию его, Не вдруг на похвалы пускался; А в жаре сердца моего Воспел его бы без притворства И в сказочке сказал подчас: «Ты громок браньми — для потомства,. Ты мил щедротами — для нас, Но славы и любви содетель Тебе твоя лишь добродетель». Смотри и всяк, хотя б чрез шашни Фортуны стал кто впереди, Не сплошь спускай златых змей с башни И, глядя в небо, не пади; Держися лучше середины И ближнему добро твори; Назавтра крепостей с судьбины Бессильны сами взять цари. Есть время, — сей, оно превратно; Прошедше не придет обратно. Хоть чья душа честна, любезна, Хоть бескорыстен кто, умен, — Но коль умеренность полезна И тем, кто славою пленен! Умей быть без обиды скромен, Осанист, тверд, но не гордец; Решим без скорости, спокоен, Без хитрости ловец сердец; Вздув в ясном паруса лазуре, Умей их не сронить и в бурс.