1 Над Балтикой зеленоводной Завила пена серпантин: О, это «Regen» быстроходный Опять влечет меня в Штеттин! Я в море вслушиваюсь чутко, Безвестности грядущей рад… А рядом, точно незабудка Лазоревый ласкает взгляд. Знакомец старый — Висби — вправо. Два года были или нет? И вот капризно шлет мне Слава Фатаморгановый привет. Неизмеримый взор подругин В глаза впивается тепло, И басом уверяет «Regen», Что впереди у нас светло! Пароход «Regen» 14 авг. 1924 г. 2 Подобна улица долине. В корзине каждой, как в гнезде, Повсюду персики в Берлине, В Берлине персики везде! Витрины все и перекрестки В вишнево-палевых тонах. Берлин и персик! вы ль не тезки, Ты, нувориш, и ты, монах?… Асфальтом зелень опечалив, Берлин сигарами пропах… А бархат персиковый палев, И персики у всех в устах! И чувства более высоки, И даже дым, сигарный дым, Тех фруктов впитывая соки, Проникся чем-то молодым! Я мог бы сделать много версий, Но ограничусь лишь одной: Благоухает волей персик Над всей неволей площадной! Берлин 23 авг. 1924 г. 3 Еще каких-нибудь пять станций, И, спрятав паспорт, как девиз, Въезжаем в вольный город Данциг, Где нет ни армии, ни виз! Оттуда, меньше получаса, Где палевеет зыбкий пляж, Курорта тонкая гримаса — Костюмированный голяш… Сквозь пыльных листьев блеклый шепот Вульгарничает казино — То не твое ли сердце, Цоппот, Копьем наживы пронзено? И топчет милые аллейки Твои международный пшют. Звучат дождинки, как жалейки, И мокрый франт смешон, как шут… Цоппот 5 сент. 1924 г. 4 Пойдем на улицу Шопена, — О ней я грезил по годам… Заметь: повеяла вервэна От мимо проходящих дам… Мы в романтическом романе? Растет иль кажется нам куст?… И наяву ль проходит пани С презрительным рисунком уст?… Благоговейною походкой С тобой идем, как не идем… Мелодий дымка стала четкой, И сквозь нее мы видим дом, Где вспыхнут буквы золотые На белом мраморе: «Здесь жил, Кто ноты золотом литые В сейф славы Польши положил». Обман мечты! здесь нет Шопена, Как нет его квартиры стен, В которых, — там, у гобелена, — Почудился бы нам Шопен!.. Варшава 1924 г. 5 Уже Сентябрь над Новым Светом Позолотил свой синий газ, И фешенебельным каретам Отрадно мчаться всем зараз… Дань отдаем соблазнам стольким, Что вскоре раздадим всю дань… Глаза скользят по встречным полькам, И всюду — шик, куда ни глянь! Они проходят в черных тальмах И гофрированных боа. Их стройность говорит о пальмах Там где-нибудь на Самоа… Они — как персики с крюшоном: Ледок, и аромат, и сласть. И в языке их притушенном Такая сдержанная страсть… Изысканный шедевр Guerlain’a — Вервэна — в воздухе плывет И, как поэзия Верлэна, В сердцах растапливает лед. Идем назад по Маршалковской, Что солнышком накалена, Заходим на часок к Липковской: Она два дня уже больна. Мы — в расфуфыренном отэле, Где в коридорах полумгла. Снегурочка лежит в постели И лишь полнеет от тепла… Лик героини Офенбаха Нам улыбается в мехах, И я на пуф сажусь с размаха, Стоящий у нее в ногах. И увлечен рассказом близким О пальмах, море и сельце, Любуюсь зноем австралийским В игрушечном ее лице…