1 Сирень расцветала белая, Фиолевая сирень. И я, ничего не делая, Пел песни весь Божий день. Тогда только пол-двадцатого Исполнилось мне едва, — И странно ли, что листва Казалась душе объятою Дыханием Божества? 2 На дачи стремились дачники, — Поскрипывали возы. И дети, закрыв задачники, Хранившие след слезы, Ловили сачками бабочек И в очере козерог, И вечером у дорог Подпрыгивала бодро жаба, Чеканящая свой скок. 3 Мы жили у водной мельницы И старенького дворца. Салопницы и постельницы Там сплетничали у крыльца. Противные вы, сплетницы, — Единственное пятно На том, что забыть грешно. Пусть вам, забияки-сплетницы, Забвение суждено. 4 Была небольшая яхточка Построена мужичком, Не яхточка, а барахточка, Любившая плыть вверх дном… Была она лишь двухместная, И, если в ней плыть вдвоем, Остойчива под веслом; Но третьего, — неуместного, — Выкидывала ничком… 5 Моя дорогая Женичка Приехала вечерком И, наскоро три вареничка Покушав, полубегом Отправилась прямо на речку, И я поспешил за ней, В бесшумье ночных теней Любимую Лучезарочку Катая, прижать тесней. 6 . . . . . . . . . . 7 Всю ночь мы катались весело, Друг к другу сердца крыля. Подруга моя повесила Шаль мокрую у руля. Ты помнишь? ты не забыла ли Того, что забыть нельзя, И что пронеслось, скользя? Да, полно, все это было ли? Расплылась воды стезя. 8 Любимая! самая первая! Дыханье сосновых смол!.. Была не всегда жизнь стервою — Твердит мне твое письмо, Летящее в дни июльские, Пятнадцать веков спустя (Не лет, а веков, дитя!) Чтоб дни свои эсто-мулльские Я прожил, о сне грустя… 9 Пустяк, ничего не значащий, Значенья полн иногда, — И вот я, бесслезно плачущий, Былые воздвиг года. Лета вы мои весенние, — На яхточке пикники, Шуршащие тростники, — Примите благоговение Дрожащей моей руки. 10 Рука, слегка оробелая… Былого святая сень… Сирень расцветала белая, Фиолевая сирень! Как трогательны три вареничка, И яхточка, и вуаль, И мокрая эта шаль, И ты, дорогая Женичка, Чье сердце — моя скрижаль!