Ползла, как тяжкая секстина, На Ревель «Wasa» в декабре Из дымно-серого Штеттина На Одере, как на одре… Как тихоходка-канонерка, В час восемь делая узлов, Трусящею рысцой ослов Плыла эстонка-иноверка. В сплошной пронзающий туман, Свивавшийся с ночным покровом, Свисток вонзался зычным зовом; Но вот поднялся ураган, И пароход, «подобно щепке» (Простите за стереотип!), Бросался бурей и не гиб Лишь оттого, что были крепки Не пароходные болты, Не корпус, даже не машины, А наши нервы и мечты… Остервенелые дружины Балтийских волн кидались вспять Разбитые о дряхлый корпус. То выпрямляясь вся, то сгорбясь, Старушка двигалась опять. Спустя три дня, три темных дня, Мы в Ревель прибыли в Сочельник. Как в наш приморский можжевельник, Тянуло к Праздникам меня! На цикл блистательных побед Своих берлинских не взирая, Я помнил давний свой обет: Когда, в истоме замирая, О лесе загрустит душа, Стремиться в лес: не для гроша, А для души мне жизнь земная… Я все отброшу, отшвырну — Всю выгоду, всю пользу, славу, Когда душа зовет в дубраву Иль на озера под луну! Я лирик, а не спекулянт! Я не делец, — дитя большое! И оттого-то мой талант Владеет вашею душою! Я непрактичностью горжусь, Своею «глупостью» житейской Ко всей культуре европейской Не подхожу и не горжусь. И пусть я варвар, азиат, — Я исто-русский сын природы, И мне закаты и восходы — Дороже городских услад. Изысканного дикаря Во мне душа, и, от культуры Взяв все изыски, я в ажуры Лесов, к подножью алтаря Природы — Золотого бога — Иду, сияя и горя, И этот путь — моя дорога!..