В столице Грузии загорной, Спускающейся по холмам К реке неряшливо-проворной, Есть милое моим мечтам. Но тем странней мое влеченье В те чуждые душе края, Что никакого впечатления От них не взял на север я. И тем страннее для рассказа Что не смутила ни на миг Меня загадочность Кавказа (Я Лермонтова не постиг)… Однако в Грузии загорной Есть милое моим мечтам: Я вижу женщину, всю черной, Кому я имени не дам. Она стройна, мала и нервна, Лицо бескровно, все — вопрос, Оно трагически безгневно И постоянно, как утес. Уста умершей; уголками Слегка опущены; сарказм И чувственность — в извечной драме; В глазах, — угрозье горлоспазм. Не встретите на горных шпилях Ее «с раздумьем на челе»: Она всегда в автомобилях, Она всегда навеселе! Я не пойму — ты явь иль пена Прибоя грёз моих, но ввек Ты в памяти запечатленна, Нечеловечий человек.