Умолк в тумане золотистом Кудрявый сад, и птичьим свистом Он до зари не зазвучит; Певуний утомили хоры, И солнца луч, лаская взоры, Струею тонкой им журчит. Уж на лимонные леса Теплом дохнули небеса. Невнятный шепот пробегает Меж белых роз, и на газон Сквозная тень и мирный сон С ветвей поникших упадает. За кисеею сень чертога Царевну охраняла строго, Но от завистливых очей Эмир таить не видел нужды Те звезды ясные очей, Которым слезы мира чужды. Аишу-дочь эмир ласкал, Но в сад душистый выпускал Лишь в час, когда закат кровавый Холмов вершины золотит, А над Кордовой среброглавой Уж тень вечерняя лежит. И вот от мирты до жасмина Однажды ходит дочь Эддина, Она то розовую ножку В густых запутает цветах, То туфлю скинет на дорожку, И смех сверкает на устах. Но в чащу розовых кустов Спустилась ночь… как шум листов, Зовет Лишу голос нежный, Дрожа, назад она глядит: Пред ней, в одежде белоснежной И бледный, юноша стоит. Он статен был, как Гавриил, Когда пророка возводил К седьмому небу. Как сиянье, Клубились светлые власы, И чисто было обаянье Его божественной красы. В восторге дева замирает: «О гость, чело твое играет, И глаз лучиста глубина; Скажи свои мне имена. Халиф ли ты? И где царишь? Иль в сонме ангелов паришь?» И ей с улыбкой — гость высокий: — «Я — царский сын, иду с востока, Где на соломе свет узрел… Но миром я теперь владею, И, если хочешь быть моею, Я царство дам тебе в удел». — «О, быть с тобою — сон любимый, Но как без крыльев улетим мы? Отец сады свои хранит: Он их стеной обгородил, Железом стену усадил, И стража верная не спит». — «Дитя, любовь сильнее стали: Куда орлы не возлетали, Трудом любовь проложит след, И для нее преграды нет. Что не любовь — то суета, То сном рожденная мечта». И вот во мраке пропадают Дворцы, и тени сада тают. Вокруг поля. Они вдвоем. Но долог путь, тяжел подъем… И камни в кожу ей впились, И кровью ноги облились. — «О, видит Бог: тебя люблю я, И боль, и жажду, все стерплю я… Но далеко ль идти нам, милый? Боюсь — меня покинут силы». И вырос дом — черней земли, Жених ей говорит: «Пришли. Дитя, перед тобой ловец Открытых истине сердец. И ты — моя! Зачем тревога? Смотри — для брачного чертога Рубины крови я сберег И слез алмазы для серег; Твои глаза и сердце снова Меня увидят, и всегда Среди сиянья неземного Мы будем вместе… Там…» — «О, да», — Ему сказала дочь эмира — И в келье умерла для мира.