Иннокентий Анненский — Трилистник осенний

1. Ты опять со мной Ты опять со мной, подруга осень, Но сквозь сеть нагих твоих ветвей Никогда бледней не стыла просинь, И снегов не помню я мертвей. Я твоих печальнее отребий И черней твоих не видел вод, На твоем линяло-ветхом небе Желтых туч томит меня развод. До конца все видеть, цепенея… О, как этот воздух странно нов… Знаешь что… я думал, что больнее Увидать пустыми тайны слов… 2. Август Еще горят лучи под сводами дорог, Но там, между ветвей, все глуше и немее: Так улыбается бледнеющий игрок, Ударов жребия считать уже не смея. Уж день за сторами. С туманом по земле Влекутся медленно унылые призывы… А с ним все душный пир, дробится в хрустале Еще вчерашний блеск, и только астры живы… Иль это — шествие белеет сквозь листы? И там огни дрожат под матовой короной, Дрожат и говорят: «А ты? Когда же ты?» На медном языке истомы похоронной… Игру ли кончили, гробница ль уплыла, Но проясняются на сердце впечатленья; О, как я понял вас: и вкрадчивость тепла, И роскошь цветников, где проступает тленье… 3. То было на Валлен-Коски То было на Валлен-Коски. Шел дождик из дымных туч, И желтые мокрые доски Сбегали с печальных круч. Мы с ночи холодной зевали, И слезы просились из глаз; В утеху нам куклу бросали В то утро в четвертый раз. Разбухшая кукла ныряла Послушно в седой водопад, И долго кружилась сначала, Все будто рвалася назад. Но даром лизала пена Суставы прижатых рук,- Спасенье ее неизменно Для новых и новых мук. Гляди, уж поток бурливый Желтеет, покорен и вял; Чухонец-то был справедливый, За дело полтину взял. И вот уж кукла на камне, И дальше идет река… Комедия эта была мне В то серое утро тяжка. Бывает такое небо, Такая игра лучей, Что сердцу обида куклы Обиды своей жалчей. Как листья тогда мы чутки: Нам камень седой, ожив, Стал другом, а голос друга, Как детская скрипка, фальшив. И в сердце сознанье глубоко, Что с ним родился только страх, Что в мире оно одиноко, Как старая кукла в волнах…