Иннокентий Анненский — Трилистник толпы
1. Прелюдия Я жизни не боюсь. Своим бодрящим шумом Она дает гореть, дает светиться думам. Тревога, а не мысль растет в безлюдной мгле, И холодно цветам ночами в хрустале. Но в праздности моей рассеяны мгновенья, Когда мучительно душе прикосновенье, И я дрожу средь вас, дрожу за свой покой, Как спичку на ветру загородив рукой… Пусть только этот миг… В тот миг меня не трогай, Я ощупью иду тогда своей дорогой… Мой взгляд рассеянный в молчаньи заприметь И не мешай другим вокруг меня шуметь. Так лучше. Только бы меня не замечали В тумане, может быть, и творческой печали. 2. После концерта В аллею черные спустились небеса, Но сердцу в эту ночь не превозмочь усталость… Погасшие огни, немые голоса, Неужто это все, что от мечты осталось? О, как печален был одежд ее атлас, И вырез жутко бел среди наплечий черных! Как жалко было мне ее недвижных глаз И снежной лайки рук, молитвенно-покорных! А сколько было там развеяно души Среди рассеянных, мятежных и бесслезных! Что звуков пролито, взлелеянных в тиши, Сиреневых и ласковых и звездных! Так с нити порванной в волненьи иногда, Средь месячных лучей, и нежны и огнисты, В росистую траву катятся аметисты И гибнут без следа. 3. Буддийская месса в Париже Ф. Фр. Зелинскому Колонны, желтыми увитые шелками, И платья peche и mauve в немного яркой раме Среди струистых смол и лепета звонков, И ритмы странные тысячелетних слов,- Слегка смягченные в осенней позолоте,- Вы в памяти моей сегодня оживете. * Священнодействовал базальтовый монгол, И таял медленно таинственный глагол В капризно созданном среди музея храме, Чтоб дамы черными играли веерами И, тайне чуждые, как свежий их ирис, Лишь переводчикам внимали строго мисс. * Мой взор рассеянный шелков ласкали пятна, Мне в таинстве была лишь музыка понятна. Но тем внимательней созвучья я ловил, Я ритмами дышал, как волнами кадил, И было стыдно мне пособий бледной прозы Для той мистической и музыкальной грезы. * Обедня кончилась, и сразу ожил зал, Монгол с улыбкою цветы нам раздавал. И, экзотичные вдыхая ароматы, Спешили к выходу певцы и дипломаты И дамы, бережно поддерживая трен,- Чтоб слушать вечером Маскотту иль Кармен. * А в воздухе жила непонятая фраза, Рожденная душой в мучении экстаза, Чтоб чистые сердца в ней пили благодать… И странно было мне и жутко увидать, Как над улыбками спускалися вуали И пальцы нежные цветы богов роняли.