Снег в сумерках кружит, кружит. Под лампочкой дворовой тлеет. В развилке дерева лежит. На ветке сломанной белеет. Не то, чтобы бело-светло. Но кажется (почти волнуя ограду) у ствола нутро появится, кору минуя. По срубленной давно сосне она ту правду изучает, что неспособность к белизне ее от сада отличает. Что белый свет — внутри него. Но, чуть не трескаясь от стужи, почти не чувствуя того, что снег покрыл ее снаружи. Но все-таки безжизнен вид. Мертвеет озеро пустое. Их только кашель оживит своей подспудной краснотою.