На объективность Зла и добра, больно умён, грань почто топчешь? Та ли пора? Милый Дамон, глянь, на что ропщешь. Против вины чьей, не кричи, страсть обуяла? Ты ли с жены тащишь в ночи часть одеяла? Топчешь, крича: «Благо не печь. Благо не греет». Но без луча, что ни перечь, семя не зреет. Пусто речёшь: «Плевел во ржи губит всю веру». В хлебе, что ешь, много ль, скажи, видел плевелу? «Зло входит в честь разных времён: в наши и в оны». Видишь ли днесь, милый Дамон, злу Пантеоны? «Зло и добро парою рук часто сдаётся. Деве равно всё, что вокруг талии вьётся. Чую, смущён, волю кружить птице двуглавой…» Левой, Дамон, дел не свершить, сделанных правой. «Так. Но в гробу, узком вельми, зреть себя нага, бывши во лбу пядей семи,- это ли благо? Нынче стою. Завтра, пеняй, лягу колодой». Душу свою, друг, не равняй с милой природой! Жизнь не медаль, видная нам словом и бюстом. В жизни есть даль, близкая снам, чуждая чувствам злым и благим, где ни ногой Бог и свобода. Что до богинь, в деве нагой зрим антипода. Кабы не так, были сейчас волками в стае. Герб на пятак был бы у нас, решка — в Китае. Сплющили б лоб. В бездну сошло б солнце Давида. Был бы потоп. Брали бы в гроб аз алфавита. Полно, Дамон. Всюду свой рубь, свой иероглиф. Царь Соломон зрением вглубь так ли уродлив? Страсти не рать: сих областей в ночь не воруют. Полно стирать грани страстей. Так не воюют. Жизнь не медаль. Мир — не чекан двух оборотов. В жизни есть даль, тянуща ан птиц желторотых. Видно, бежит грубых рамен маетность птичья. Мудрый, как жид, милый Дамон, вот тебе притча: Скраден сосуд. Ловит, глядишь, страж голодранца. Вора спасут ноги, ты мнишь? Только пространство! Тот же простор прячет благих Кесаря копий, строит шатёр, греет нагих, в ссадину корпий кладет, как хлеб кладёт в уста, потчуя сирот. В овчий вертеп прячет Христа — хер тебе, Ирод. Аз воздает: застит рабам перлы в короне. Волю даёт, дав по рогам, белой корове. В землях и днях твёрдый рубеж царствию кладет. В жадных песках, смерти промеж, делает кладезь. Кесаря мощь копья о плащ нощи иступит, воинству рощ, воинству чащ цифрой уступит. Коль не пришит к месту, то жать стало ли уши? Суша страшит — морем бежать можешь от суши. Что есть длиной близко сравнить с пахотой Млечной? К деве одной сердце стремить — что бесконечней? Что не расчесть: матери ждать плод из утробы дольше, чем здесь грани стирать блага и злобы. В грешной душе коль наторел в скорбну годину, мнишь, что уже мир обозрел? Драхму едину. Право, Дамон, зря ты сравнил. Вышло печально. Друг, убеждён: ты возомнил сходство случайно. Есть в рубеже смертном надрыв, страшно до дури. Слабой душе смерть есть призыв к бегству к Натуре. Так ли ты, мнил, будешь в гробу? Мнил: постоянство. Ан получил злую судьбу: вечное странство. Ищешь, гляжу, путь к рубежу с чёрного хода. Друг, не сужу. Больше скажу: Бог — не природа. Друг, не боись. Я не грожу. С миром рассорюсь. Глядючи ввысь, больше скажу: Бог и не совесть. Он — их творец. Ноне проверь, милый приятель, кто нам: дворец — жизни пример — или создатель? Выше ль глава день ото дня с перечня комнат? Эти слова пусть от меня Кушнер запомнит. Пусть (не вини: это не суд) помнят поющи: в жизни есть дни, где не спасут честность и кущи. Загнанный зверь статуй певца с цоколя сбросит, ибо, поверь, нищи сердца с мёртвого спросят. Зла и добра, милый Дамон, грань почто топчешь? Та ли пора? Больно умён. Глянь, на что ропщешь. То, что вчера дух веселя, ноне уж плохо? Та ли пора? Та ли земля? Та ли эпоха? Друг, не сочти этих словес «с пушки по мухам». Дело прочти — сказано есть: «нищие духом пьют благодать» — узрят, внемли, царство небесно. Что ж отдавать им на земли царство любезно? То ли не стыд? Ан отдаем. Благо, не пищей. Так и плодит — кабы вдвоём!- нищего нищий. Пусто твердишь: «Светоч и тьма — вроде два брата». Сам и плодишь. Резвость ума хуже разврата. В том-то и суть: крепок орех — порчены зубы. Не обессудь: это и грех. Грех не прелюбы. Спать не любя суть чепуха. Много мотиву. Грех на себя. Нету греха ближних противу. Скорбно ли есть душу терзать? Скорбно ли аще грешную десть на душу взять? Сахару слаще. Каяться мнишь, схиму принять, лбом да о паперть. После глядишь, спереди гладь, белая скатерть. Бога узрел! Сзади одна мелкая сошка. В этом, пострел, благость видна. Так и спасёшься. Тож кораблю в бурю канал нужен для бегства. Сильно скорблю: Каин не знал этого средства. Как ни греши, можно ухват счистить от сажи. Выкуп души благом чреват. Драхма все та же! Полно, Дамон, что за тоска правда двуличья. Я утомлён. Альфа людска — духа величье. Дух — благодать тверди иной к горсточке праха, дабы не знать в глине земной смертного страха. Дух — это нить с небом связать глины уродство, дабы лишить мест осязать наше сиротство. Нитку порвёшь оных щедрот — кайся на ветер. Каяться то ж ждать, чтобы тот благом ответил, коего аж, больно умён, вытолкал в груди. Много не дашь этим, Дамон, форы Иуде. Где раздобыть, Муза-сестра, тело, размером могуще быть Зла и Добра в мире примером? Сколь ни кружу взором своим всюду по свету, все не слежу равного им в мире предмету. Сиречь, сужу, мыслею длясь: здесь они сиры. Больше скажу: грудью сойдясь, две этих Силы, чужды побед, рубятся в прах, точно капуста. Виктора нет. То-то и страх: главные чувства в чёрной земле мертвы лежат в роще цветущей. Молча вдали враны кружат жизни грядущей. Умер пароль, ведший нас чрез часты тенета. «Льётся отколь, полная слёз, плачуща нота? Чей там хорал в землю ведёт часть превосходну?» Тот, кто терял, тот и поет песню отходну. Кто обладал, может поднять плач по урону. «Кто пострадал?» Разве понять это Дамону? Царь во главе, можно простить, век не ночует. Могущий две бездны вместить третью почует! Пусто рядить, лира, правёж. Муза устала. Все прекратить! Мне невтерпёж. Сердца не стало. Спорщик мой где? В окнах ни зги. Пусто на кресле. Дать по балде, чтобы мозги горлом полезли! Силы ушли. Где мой Критон? Где ему деться? Вижу: вдали к деве Дамон в спальню крадётся. Снег у крылец след порошит. Хитро устроил! Бедный чернец. «Плоть не грешит». То и усвоил. Впрочем, богат. Драхму язык держит прилежно. То ль наугад к деве проник, действуя нежно, то ли на дно Лоты глядит с борта корыты… Вижу одно: с кем-то стоит, губы раскрыты. Не разглядеть — дева, старик?- в точности лика. Что тут скорбеть? Вот и достиг сходства велика. Вот тебе месть: сам разгляди сразу два зайца. Тщишься расчесть, милый, поди, с кем оказался? Действуй смелей! Больно умён. Вместо ответа: стоят твоей драхмы, Дамон, дева и Лета. Четверть листа. Свечи трещат. Тени перечут. Смотрит звезда в полный ушат. Мыши щебечут. Бросим перо. Хаять глупца — это ли доблесть? Так ли хитро? Древня венца сим не сподоблюсь. Образы, прочь! Чашу с вином! Чествуем древних. Поздняя ночь. Снег за окном в виде деревьев.