Иосиф Бродский — С грустью и с нежностью
А. Горбунову На ужин вновь была лапша, и ты, Мицкевич, отодвинув миску, сказал, что обойдешься без еды. Поэтому и я, без риску медбрату показаться бунтарем, последовал чуть позже за тобою в уборную, где пробыл до отбоя. ‘Февраль всегда идет за январем, а дальше — март’. — Обрывки разговора, сверканье кафеля, фарфора; вода звенела хрусталем. Мицкевич лег, в оранжевый волчок уставив свой невидящий зрачок. А может, там судьба ему видна… Бабанов в коридор медбрата вызвал. Я замер возле темного окна, и за спиною грохал телевизор. ‘Смотри-ка, Горбунов, какой там хвост!’ ‘А глаз какой!’ — ‘А видишь тот нарост над плавником?’ — ‘Похоже на нарыв’. Так в феврале мы, рты раскрыв, таращились в окно на звездных Рыб, сдвигая лысоватые затылки, в том месте, где мокрота на полу. Где рыбу подают порой к столу, но к рыбе не дают ножа и вилки.