Поднимается занавес: на сцене, увы, дуэль. На секунданте — коричневая шинель. И кто-то падает в снег, говоря ‘Ужель’. Но никто не попадает в цель. Она сидит у окна, завернувшись в шаль. Пока существует взгляд, существует даль. Всю комнату заполонил рояль. Входит доктор и говорит: ‘Как жаль…’ Метель за окном похожа на вермишель. Холодно, и задувает в щель. Неподвижное тело. Неприбранная постель. Она трясет его за плечи с криком: ‘Мишель! Мишель, проснитесь! Прошло двести лет! Не столь важно даже, что двести! Важно, что ваша роль сыграна! Костюмы изгрызла моль!’ Мишель улыбается и, превозмогая боль, рукою делает к публике, как бы прося взаймы: ‘Если бы не театр, никто бы не знал, что мы существовали! И наоборот!’ Из тьмы зала в ответ раздается сдержанное ‘хмы-хмы’.