Это было в оно время, по ту сторону времен. Жил Оника, супротивника себе не ведал он, Что хотелося ему, то и деялось, И всегда во всем душа его надеялась. Так вот раз и обседлал он богатырского коня, Выезжает в чисто поле пышноликое, Ужаснулся, видит, стречу, словно сон средь бела дня, Не идет — не едет чудо, надвигается великое. Голова у чуда-дива человеческая, Вся повадка, постать-стать как будто жреческая, А и тулово у чуда-то звериное, Сильны ноги, и копыто лошадиное. Стал Оника к чуду речь держать, и чудо вопрошать: «Кто ты? Царь или царевич? Или как тебя назвать?» Колыхнулася поближе тень ужасная, Словно туча тут повеяла холодная: «Не царевич я, не царь, я Смерть прекрасная, Беспосульная, бесстрастная, безродная. За тобою». — Тут он силою булатною Замахнулся, и на Смерть заносит меч, — Отлетел удар дорогою обратною, Меч упал, и силы нет в размахе плеч. «Дай мне сроку на три года. Смерть прекрасная», Со слезами тут взмолился Воин к ней. «На три месяца, три дня» — мольба напрасная — «Три минутки». — Счет составлен, роспись дней. Больше нет ни лет, ни месяцев, ни времени, Ни минутки, чтоб другой наряд надеть. Будет. Пал Оника Воин с гулом бремени. Пал с коня. Ему мы будем память петь.