1 Мне странно подумать, что трезвые люди Способны затеять войну. Я весь — в созерцательном радостном чуде, У ласковой мысли в плену. Мне странно подумать, что люди враждуют, Я каждому рад уступить. Мечты мне смеются, любовно колдуют, И ткут золотистую нить. Настолько исполнен я их ароматом, Настолько чужда мне вражда, Что, если б в сражении был я солдатом, Спокойно б стрелял я тогда. Стрелял бы я метко, из честности бранной, Но верил бы в жизнь глубоко. Без гнева, без страха, без злобы обманной, Убил бы и умер легко. И знал бы, убивши, легко умирая, Что все же мы браться сейчас, Что это ошибка, ошибка чужая На миг затуманила нас. 2 Да, я наверно жил не годы, а столетья, Затем что в смене лет встречая — и врагов, На них, как на друзей, не в силах не глядеть я, На вражеских руках я не хочу оков. Нет, нет, мне кажется порою, что с друзьями Мне легче жестким быть, безжалостным подчас: — Я знаю, что для нас за тягостными днями Настанет добрый день, с улыбкой нежных глаз. За миг небрежности мой друг врагом не станет, Сам зная слабости, меня простит легко. А темного врага вражда, как тьма, обманет, И упадет он вниз, в овраги, глубоко. Он не узнает сам, как слаб он в гневе сильном, О, величаются упавшие, всегда: — Бродячие огни над сумраком могильным Считает звездами проклятая Вражда. Я знаю, Ненависть имеет взор блестящий, И искры сыплются в свидании клинков. Но мысль в сто крат светлей в минутности летящей, Я помню много битв, и множество веков. Великий Архимед, с своими чертежами, Прекрасней, чем солдат, зарезавший его. Но жалче тот солдат, с безумными глазами, И с беспощадной тьмой влеченья своего. Мне жаль, что атом я, что я не мир — два мира! — Безумцам отдал бы я все свои тела, — Чтоб, утомясь игрой убийственного пира, Слепая их душа свой тайный свет зажгла. И, изумленные минутой заблужденья, Они бы вдруг в себе открыли новый лик, — И, души с душами, сплелись бы мы как звенья, И стали б звездами, блистая каждый миг!