Постой. Мне кажется, что я о чем-то позабыл. Чей странный вскрик: «Змея! Змея!» — чей это возглас был? О том я в сказке ли читал? Иль сам сказал кому? Или услышал от кого? Не знаю, не пойму. Но в этот самый беглый миг я вспомнил вдруг опять, Как сладко телом к телу льнуть, как радостно обнять, И как в глаза идет огонь зеленых женских глаз, И как возможно в Вечный Круг сковать единый час. О, в этот миг, когда ты мне шепнула: «Милый мой!» — Я вдруг почувствовал, что вновь я схвачен властной Тьмой, Что звезды к звездам в Небесах стремительно текут, Но все созвездья сплетены в один гигантский жгут. И в этот жгут спешат, бегут несчетности людей, Снаружи он блестящ и тверд, но в полости своей, Во впалой сфере жадных звезд сокрыта топь болот, И кто войдет, о, кто войдет, — навек с ним кончен счет. Безумный сон. Правдив ли он иль ложен, — как мне знать? Но только вдруг я ощутил, что страшно мне обнять, И я люблю — и я хочу — и я шепчу: «Моя!» Но молча в памяти моей звенит: «Змея! Змея!»