Им пятый день давали есть Соленую треску. Тюремный повар вырезал Им лучшие куски — На ужин, завтрак и обед По жирному куску Отборной, розовой, насквозь Просоленной трески. Начальник клялся, что стократ Сытнее всех его солдат Два красных арестанта В его тюрьме едят. А если им нужна вода, То это блажь и ерунда: Пускай в окно на дождик, Разиня рот, глядят. Они валялись на полу, Холодном и пустом. Две одиночки дали им, Двоим на всю тюрьму, Чтоб в одиночестве они Припомнили о том, Известном только им двоим И больше никому… А чтоб помочь им вспоминать, Пришлось топтать их и пинать, По спинам их гуляли Дубинки и ремни, К ним возвращалась память, но Они не вспомнили одно: Где спрятано оружье — Не вспомнили они. Однажды старшего из них Под вечер взял конвой. Он шел сквозь двор и жадным ртом Пытался дождь глотать. Но мелкий дождик пролетал, Крутясь над головой, И пересохший рот не мог Ни капельки поймать. Его втолкнули в кабинет. — Ну как, припомнил или нет? — Спросил его начальник. Л посреди стола, Зовя его ответить «да», Стояла свежая вода За ледяною стенкой Вспотевшего стекла. Сухие губы облизав, Он выговорил: — Да, Я вспомнил. Где-то под землей Его зарыли мы, Одно не помню только: где? — А чертова вода Над ним смеялась со стола Начальника тюрьмы. Начальник, прекратив допрос, Ему стакан воды поднес К сухим губам вплотную И… выплеснул в окно! — Забыл? Но через пять минут Сюда другого приведут. Не ты, так твой товарищ Припомнит все равно! Начальник вышел. Арестант Услышал скрип дверной, И в дверь ввалился тот, другой, Оковами звеня. Со стоном прислонясь к стене Распухшею спиной, Он прошептал: — Я не могу… Они ведь бьют меня… Я скоро сдамся, и тогда Язык мой сам подскажет «да»… Я знаю: в сером доме, В подвале, в глубине… — Молчи! — Еще молчу… пока… — А двери скрипнули слегка, И в них вошел начальник: — Ну, кто ж расскажет мне? И старший арестант шепнул С усмешкою кривой: — Черт с ним, с оружьем! Все равно Дела к концу идут. Я все скажу вам, но пускай Сначала ваш конвой Того, другого, уведет: Он будет лишним тут. — Солдаты, отодрав с земли Того, другого, унесли, Локтями молча тыча В его кричащий рот. Тот ничего не понял, но Кричал и рвался; все равно Он знал, что снова будут Бить в ребра и в живот. — Кричит! — заметил арестант И, побледнев едва, За все, что выдаст, попросил Себе награды три: Стакан воды сейчас же — раз, Свободу завтра — два, И сделать так, чтоб тот, другой, Молчал об этом — три. Начальник рассмеялся: — Мы Его не пустим из тюрьмы. И, слово кабальеро, Что завтра к двум часам… — Нет, я хочу не в два, не в час — Пускай он замолчит сейчас! Я на слово не верю, Я должен видеть сам. Начальник твердою рукой Придвинул телефон: — Алло! Сейчас же номер семь Отправить в карцер, но Весьма возможно, что бежать Пытаться будет он… Тогда стреляйте так, чтоб я Видал через окно… — Он с маху бросил трубку: — Ну? И арестант побрел к окну И толстую решетку Тряхнул одной рукой. Тюремный двор и гол и пуст, Торчит какой-то жалкий куст, А через двор понуро Плетется тот, другой. Конвой отстал на пять шагов. Настала тишина. Уже винтовки поднялись, А тот бредет сквозь двор… Раздался залп. И арестант Отпрянул от окна: — Вам про оружье рассказать, Не правда ли, сеньор? Мы спрятали его давно. Мы двое знали, где оно. Товарищ мог бы выдать Под пыткой палачу. Ему, который мог сказать, Мне удалось язык связать. Он умер и не скажет. Я жив, и я молчу!