Вот этот гусеничный зверь, В заводских выкормленный безднах, Безвредно замерший теперь На позвонках своих железных. Он, у кого в железном лбу, На морде, шириною в сажень, Есть след, куда в его судьбу, Как волчья дробь, снаряд наш всажен. Он волчьим чучелом стоит, Наш беспощадный враг вчерашний, И мальчик на него глядит И трогает рукою башню. Ему четыре или три, Не знает он, к броне склонённый, Того, что этот зверь, внутри Тремя зверями населённый, На перекрёстке двух дорог Его отца примял пятою, Быть сиротой его обрёк И мать его назвал вдовою. Не знает мальчик ничего; Он перед танком, хмуря брови, По-детски трогает его, Не видя капель отчей крови. Но мы давно не дети. Нам Известна истина простая: Здесь чучело молчит, — но там Ещё завоет волчья стая. И мы ещё вперёд пойдём Их вою дальнему навстречу, И волчий голос оборвём Своих орудий русской речью.