Жил да был человек осторожный, Осторожный до невозможности, С четырех сторон огороженный Своей собственной осторожностью. В частокол им для безопасности, Словно гвозди, фразы насованы: «В этом деле пока нет ясности…», «Это дело — не согласовано…». А вокруг каждой этой фразы — Битых стекол мелкие жала: «Поглядим…», «Возможно…», «Пожалуй…», «Не вполне…», «Не время…», «Не сразу…» — До того хороша ограда, Будто так для людей и надо! Будто то, что всего дороже нам, Этой изгородью огорожено. Полно, так ли? А мне сдается, Мы за изгородь глянуть можем: Кто же это за ней пасется? Сам собою, как конь, стреножен, Чтоб случайно не разбежаться, Чтоб от «да» и «нет» воздержаться! Вдруг все страсти его мордасти — Не для пользы Советской власти? Не затем, ничего подобного! А затем, чтоб ему удобнее! Подозренья имею веские, Слыша, как он там сыто ржет, Что он вовсе не власть Советскую — Сам себя от нас бережет.