Анастасии Цветаевой Он был наш ангел, был наш демон, Наш гувернер — наш чародей, Наш принц и рыцарь. — Был нам всем он Среди людей! В нем было столько изобилий, Что и не знаю, как начну! Мы пламенно его любили — Одну весну. Один его звонок по зале — И нас охватывал озноб, И до безумия пылали Глаза и лоб. И как бы шевелились корни Волос, — о, эта дрожь и жуть! И зала делалась просторней, И ?же — грудь. И руки сразу леденели, И мы не чувствовали ног. — Семь раз в течение недели Такой звонок! * * * Он здесь. Наш первый и последний! И нам принадлежащий весь! Уже выходит из передней! Он здесь, он здесь! Он вылетает к нам, как птица, И сам влетает в нашу сеть! И сразу хочется кружиться. Кричать и петь. * * * Прыжками через три ступени Взбегаем лесенкой крутой В наш мезонин — всегда весенний И золотой. Где невозможный беспорядок — Где точно разразился гром Над этим ворохом тетрадок Еще с пером. Над этим полчищем шарманок, Картонных кукол и зверей, Полуобгрызанных баранок, Календарей, Неописуемых коробок, С вещами не на всякий вкус, Пустых флакончиков без пробок, Стеклянных бус, Чьи ослепительные грозди Clinquantes, ?clatantes grappes — Звеня опутывают гвозди Для наших шляп. Садимся — смотрим — знаем — любим, И чуем, не спуская глаз, Что за него себя погубим, А он — за нас. Два скакуна в огне и в мыле — Вот мы! — Лови, когда не лень! — Мы говорим о том, как жили Вчерашний день. О том, как бегали по зале Сегодня ночью при луне, И что и как ему сказали Потом во сне. И как — и мы уже в экстазе! — За наш непокоримый дух Начальство наших двух гимназий Нас гонит двух. Как никогда не выйдем замуж, — Taк в останемся втроем! — О, никогда не выйдем замуж, Cкорей умрем! Как жизнь уже давным-давно нам — Сукно игорное — vivat! За Иоанном — в рай, за доном Жуаном — в ад. * * * Жерло заговорившей Этны — Его заговоривший рот. Ответный вихрь и смерч, ответный Водоворот. Здесь и проклятья, и осанна, Здесь все сжигает и горит. О всем, что в мире несказанно, Он говорит. Нас — нам казалось — насмерть раня Кинжалами зеленых глаз, Змеей взвиваясь на диване!.. О, сколько раз С шипеньем раздраженной кобры, Он клял вселенную и нас, — И снова становился добрый… Почти на час. Чревовещание — девизы — Витийства — о, король плутов! — Но нам уже доносят снизу, Что чай готов. * * * Среди пятипудовых теток Он с виду весит ровно пуд: Так легок, резок, строен, четок, Так страшно худ. Да нет, — он ничего не весит! Он ангельски — бесплотно — юн! Его лицо, как юный месяц, Меж полных лун. Упершись в руку подбородком, — О том, как вечера тихи, Читает он. — Как можно теткам Читать стихи?! * * * О, как он мил, и как сначала Преувеличенно-учтив! Как, улыбаясь, прячет жало И как, скрестив Свои магические руки, Умеет — берегись, сосед! — Любезно отдаваться скуке Пустых бесед. Но вдруг — безудержно и сразу! — Он вспыхивает мятежом, За безобиднейшую фразу Грозя ножом. Еще за полсекунды чинный, Уж с пеной у рта взвел курок. — Прощай, уют, и именинный, Прощай, пирог! * * * Чай кончен. Удлинились тени, И домурлыкал самовар. Скорей на свежий, на весенний Тверской бульвар! Нам так довольно о Бодлере! Пусть ветер веет нам в лицо! Поют по-гоголевски двери, Скрипит крыльцо. — В больших широкополых шляпах Мы, кажется, еще милей… — И этот запах, этот запах От тополей. Бульвар сверкает. По дорожке Косые длинные лучи. Бегут серсо, за ними ножки, Летят мячи, Другие остаются в сетках. Вот мальчик в шапочке «Варяг» На платьице в шотландских клетках Направил шаг. Сияют кудри, щечки, глазки, Ревун надулся и охрип. Скрипят колесами коляски, — Протяжный скрип. — Там мама наблюдает зорко За девочкой с косой, как медь. В одной руке ее — ведерко, В другой — медведь. Какой-то мальчик просит кашки. Ох, как он, бедный, не дорос До гимназической фуражки И папирос! О, вейтесь, кудри, вейтесь, ленты! Увы, обратно нет путей! Проходят парами студенты Среди детей. Играет солнце по аллеям… — Как жизнь прелестна и проста! — Нам ровно тридцать лет обеим: Его лета. * * * О, как вас перескажешь ныне — Четырнадцать — шестнадцать лет! Идем, наш рыцарь посредине, Наш свой — поэт. Мы по бокам, как два привеска, И видит каждая из нас: Излом щеки, сухой и резкий, Зеленый глаз, Крутое острие бородки, Как злое острие клинка, Точеный нос и очерк четкий Воротничка. (Кто с нашим рыцарем бродячим Теперь бредет в луче златом?..) Над раскаленным, вурдалачьим, Тяжелым ртом, — Уса, взлетевшего высоко, Надменное полукольцо… — И всё заглядываем сбоку Ему в лицо. А там, в полях необозримых, Служа Небесному Царю, Чугунный правнук Ибрагимов Зажег зарю. * * * На всём закат пылает алый, Пылают где-то купола, Пылают окна нашей залы И зеркала. Из черной глубины рояля Пылают гроздья алых роз. — «Я рыцарь Розы и Грааля, Со мной Христос, Но шел за мной по всем дорогам Тот, ктo присутствует и здесь. Я между Дьяволом и Богом Разорван весь. Две правды — два пути — две силы — Две бездны: Данте и Бодлер!» О, как он по-французски, милый, Картавил «эр». Но, милый, Данте ты оставишь, И с ним Бодлера, дорогой! Тихонько нажимаем клавиш, За ним другой — И звуки — роем пчел из улья — Жужжат и вьются — кто был прав?! — Наш Рыцарь Розы через стулья Летит стремглав. Он, чуть ли не вселенной старше — Мальчишка с головы до пят! По первому аккорду марша Он весь — солдат! Чу! — Звон трубы! — Чу! — Конский топот! Треск барабана! — Кивера! Ах, к черту ум и к черту опыт! Ура! Ура! Он Тот, в чьих белых пальцах сжаты Сердца и судьбы, сжат весь мир. На нем зеленый и помятый Простой мундир. Он Тот, кто у кремлевских башен Стоял во весь свой малый рост, В чьи вольные цвета окрашен Аркольский мост. * * * Должно быть, бледны наши лица, Стук сердца разрывает грудь. Нет времени остановиться, Нет сил — вздохнуть. Магическою силой руки По клавишам — уже летят! Гремят вскипающие звуки, Kaк водопад. Цирк, раскаленный, как Сахара, Сонм рыжекудрых королев. Две гордости земного шара: Дитя и лев. Под куполом — как царь в чертоге — Красуется британский флаг. Расставив клетчатые ноги, Упал дурак… В плаще из разноцветных блесток, Под говор напряженных струн, На площадь вылетел подросток, Как утро — юн! — Привет, милэди и милорды! — Уже канат дрожит тугой Под этой маленькой и твердой Его ногой. В своей чешуйке многозвездной, — Закончив резвый пируэт, — Он улыбается над бездной, Подняв берет. * * * Рояль умолкнул. Дребезжащий Откуда-то — на смену — звук. Играет музыкальный ящик, Старинный друг, Весь век до хрипоты, до стона, Игравший трио этих пьес: Марш кукол — Auf der Blauen Donau — И экосез. В мир голосов и гобеленов Открылась тайная тропа: О, рай златоволосых венок! О, вальс в три па! Под вальс невинный, вальс старинный Танцуют наши три весны, — Холодным зеркалом гостиной — Отражены. Так, залу окружив трикраты, — Тройной тоскующий тростник, — Вплываем в царство белых статуй И старых книг. На вышке шкафа, сер и пылен, Видавший лучшие лета, Угрюмо восседает филин С лицом кота. С набитым филином в соседстве Спит Зевс, тот непонятный дед, Которым нас пугали в детстве, Что — людоед. Как переполненные соты — Ряд книжных полок. Тронул блик Пергаментные переплеты Старинных книг. * * * Цвет Греции и слава Рима, — Неисчислимые тома! Здесь — сколько б солнца ни внесли мы, — Всегда зима. Последним солнцем розовея, Распахнутый лежит Платон… Бюст Аполлона — план Музея — И всё — как сон. * * * Уже везде по дому ставни Захлопываются, стуча. В гостиной — где пожар недавний? — Уж ни луча. Все меньше и все меньше света, Все ближе и все ближе стук… Уж половина кабинета Ослепла вдруг. Еще единым мутным глазом Белеет левое окно. Но ставни стукнули — и разом Совсем темно. Самозабвение — нирвана — Что, фениксы, попались в сеть?! — На дальних валиках дивана Не усидеть! Уже в углу вздохнуло что-то, И что-то дрогнуло чуть-чуть. Тихонько скрипнули ворота: Кому-то в путь. Иль кто-то держит путь обратный — Уж наши руки стали льдом — В завороженный, невозвратный Наш старый дом. Мать под землей, отец в Каире… Еще какое-то пятно! Уже ничто смешное в мире Нам не смешно. Уже мы поняли без слова, Что белое у шкафа — гроб. И сердце, растеряв подковы, Летит в галоп. * * * — «Есть в мире ночь. Она беззвездна. Есть в мире дух, он весь — обман. Есть мир. Ему названье — бездна И океан. Кто в этом океане плавал — Тому обратно нет путей! Я в нем погиб. — Обратно, Дьявол! Не тронь детей! А вы, безудержные дети, С умом, пронзительным, как лед, — С безумьем всех тысячелетий, Вы, в ком поет, И жалуется, и томится — Вся несказанная земля! Вы, розы, вы, ручьи, вы, птицы, Вы, тополя — Вы, мертвых Лазарей из гроба Толкающие в зелень лип, Вы, без кого давным-давно бы Уже погиб. Наш мир — до призрачности зыбкий На трех своих гнилых китах — О, золотые рыбки! — Скрипки В моих руках! — В короткой юбочке нелепой Несущие богам — миры, Ко мне прижавшиеся слепо, Как две сестры, Вы, чей отец сейчас в Каире, Чьей матери остыл и след — Узнайте, вам обеим в мире Спасенья нет! Хотите, — я сорву повязку? Я вам открою новый путь?» «Нет, — лучше расскажите сказку Про что-нибудь…» * * * О Эллис! — Прелесть, юность, свежесть, Невинный и волшебный вздор! Плач ангела! — Зубовный скрежет! Святой танцор, Без думы о насущном хлебе Живущий — чем и как — Бог весть! Не знаю, есть ли Бог на небе! — Но, если есть — Уже сейчас, на этом свете, Все до единого грехи Тебе отпущены за эти Мои стихи. О Эллис! — Рыцарь без измены! Сын голубейшей из отчизн! С тобою раздвигались стены В иную жизнь… — Где б ни сомкнулись наши веки В безлюдии каких пустынь — Ты — наш и мы — твои. Во веки Веков. Аминь.