Горская легенда Гарун бежал быстрее лани, Быстрей, чем заяц от орла; Бежал он в страхе с поля брани, Где кровь черкесская текла; Отец и два родные брата За честь и вольность там легли, И под пятой у супостата Лежат их головы в пыли. Их кровь течет и просит мщенья, Гарун забыл свой долг и стыд; Он растерял в пылу сраженья Винтовку, шашку — и бежит! — И скрылся день; клубясь, туманы Одели темные поляны Широкой белой пеленой; Пахнуло холодом с востока, И над пустынею пророка Встал тихо месяц золотой… Усталый, жаждою томимый, С лица стирая кровь и пот, Гарун меж скал аул родимый При лунном свете узнает; Подкрался он, никем не зримый… Кругом молчанье и покой, С кровавой битвы невредимый Лишь он один пришел домой. И к сакле он спешит знакомой, Там блещет свет, хозяин дома; Скрепясь душой как только мог, Гарун ступил через порог; Селима звал он прежде другом, Селим пришельца не узнал; На ложе, мучимый недугом, — Один, — он молча умирал… «Велик аллах! от злой отравы Он светлым ангелам своим Велел беречь тебя для славы!» — «Что нового?» — спросил Селим, Подняв слабеющие вежды, И взор блеснул огнем надежды!.. И он привстал, и кровь бойца Вновь разыгралась в час конца. «Два дня мы билися в теснине; Отец мой пал, и братья с ним; И скрылся я один в пустыне, Как зверь преследуем, гоним, С окровавленными ногами От острых камней и кустов, Я шел безвестными тропами По следу вепрей и волков. Черкесы гибнут — враг повсюду. Прими меня, мой старый друг; И вот пророк! твоих услуг Я до могилы не забуду!..» И умирающий в ответ: «Ступай — достоин ты презренья. Ни крова, ни благословенья Здесь у меня для труса нет!..» Стыда и тайной муки полный, Без гнева вытерпев упрек, Ступил опять Гарун безмолвный За неприветливый порог. И, саклю новую минуя, На миг остановился он, И прежних дней летучий сон Вдруг обдал жаром поцелуя Его холодное чело. И стало сладко и светло Его душе; во мраке ночи, Казалось, пламенные очи Блеснули ласково пред ним, И он подумал: я любим, Она лишь мной живет и дышит… И хочет он взойти — и слышит, И слышит песню старины… И стал Гарун бледней луны: Месяц плывет Тих и спокоен, А юноша воин На битву идет. Ружье заряжает джигит, А дева ему говорит: Мой милый, смелее Вверяйся ты року, Молися востоку, Будь верен пророку, Будь славе вернее. Своим изменивший Изменой кровавой, Врага не сразивши, Погибнет без славы, Дожди его ран не обмоют, И звери костей не зароют. Месяц плывет И тих и спокоен, А юноша воин На битву идет. Главой поникнув, с быстротою Гарун свой продолжает путь, И крупная слеза порою С ресницы падает на грудь… Но вот от бури наклоненный Пред ним родной белеет дом; Надеждой снова ободренный, Гарун стучится под окном. Там, верно, теплые молитвы Восходят к небу за него, Старуха мать ждет сына с битвы, Но ждет его не одного!.. «Мать, отвори! я странник бедный, Я твой Гарун! твой младший сын; Сквозь пули русские безвредно Пришел к тебе!» — «Один?» — «Один!..» — «А где отец и братья?» — «Пали! Пророк их смерть благословил, И ангелы их души взяли». — «Ты отомстил?» — «Не отомстил… Но я стрелой пустился в горы, Оставил меч в чужом краю, Чтобы твои утешить взоры И утереть слезу твою…» — «Молчи, молчи! гяур лукавый, Ты умереть не мог со славой, Так удались, живи один. Твоим стыдом, беглец свободы, Не омрачу я стары годы, Ты раб и трус — и мне не сын!..» Умолкло слово отверженья, И всё кругом объято сном. Проклятья, стоны и моленья Звучали долго под окном; И наконец удар кинжала Пресек несчастного позор… И мать поутру увидала… И хладно отвернула взор. И труп, от праведных изгнанный, Никто к кладбищу не отнес, И кровь с его глубокой раны Лизал, рыча, домашний пес; Ребята малые ругались Над хладным телом мертвеца, В преданьях вольности остались Позор и гибель беглеца. Душа его от глаз пророка Со страхом удалилась прочь; И тень его в горах востока Поныне бродит в темну ночь, И под окном поутру рано Он в сакли просится, стуча, Но, внемля громкий стих Корана, Бежит опять под сень тумана, Как прежде бегал от меча.