Ласкаемый цветущими мечтами, Я тихо спал и вдруг я пробудился, Но пробужденье тоже было сон; И думая, что цепь обманчивых Видений мной разрушена, я вдвое Обманут был воображеньем, если Одно воображение творит Тот новый мир, который заставляет Нас презирать бесчувственную землю. Казалось мне, что смерть дыханьем хладным Уж начинала кровь мою студить; Не часто сердце билося, но крепко, С болезненным каким-то содроганьем, И тело, видя свой конец, старалось Вновь удержать души нетерпеливой Порывы, но товарищу былому С досадою душа внимала, и укоры Их расставанье сделали печальным. Между двух жизней в страшном промежутке Надежд и сожалений, ни об той, Ни об другой не мыслил я, одно Сомненье волновало грудь мою, Последнее сомненье! Я не мог Понять, как можно чувствовать блаженство Иль горькие страдания далеко От той земли, где в первый раз я понял, Что я живу, что жизнь моя безбрежна, Где жадно я искал самопознанья, Где столько я любил и потерял, Любил согласно с этим бренным телом, Без коего любви не понимал я. Так думал я и вдруг душой забылся, И чрез мгновенье снова жил я, Но не видал вокруг себя предметов Земных и более не помнил я Ни боли, ни тяжелых беспокойств О будущей судьбе моей и смерти: Всё было мне так ясно и понятно И ни о чем себя не вопрошал я, Как будто бы вернулся я туда, Где долго жил, где всё известно мне, И лишь едва чувствительная тягость В моем полете мне напоминала Мое земное краткое изгнанье. Вдруг предо мной в пространстве бесконечном С великим шумом развернулась книга Под неизвестною рукой. И много Написано в ней было. Но лишь мой Ужасный жребий ясно для меня Начертан был кровавыми словами: Бесплотный дух, иди и возвратись На землю. Вдруг пред мной исчезла книга, И опустело небо голубое; Ни ангел, ни печальный демон ада Не рассекал крылом полей воздушных, Лишь тусклые планеты, пробегая, Едва кидали искру на пути. Я вздрогнул, прочитав свой жребий. Как? Мне лететь опять на эту землю, Чтоб увидать ряды тех зол, которым Причиной были детские ошибки? Увижу я страдания людей И тайных мук ничтожные причины, И к счастию людей увижу средства, И невозможно будет научить их. Но так и быть, лечу на землю. Первый Предмет – могила с пышным мавзолеем, Под коим труп мой люди схоронили. И захотелося мне в гроб проникнуть, И я сошел в темницу, длинный гроб, Где гнил мой труп, и там остался я. Здесь кость была уже видна, здесь мясо Кусками синее висело, жилы там Я примечал с засохшею в них кровью. С отчаяньем сидел я и взирал, Как быстро насекомые роились И жадно поедали пищу смерти. Червяк то выползал из впадин глаз, То вновь скрывался в безобразный череп. И что же? Каждое его движенье Меня терзало судорожной болью. Я должен был смотреть на гибель друга, Так долго жившего с моей душою, Последнего, единственного друга, Делившего ее печаль и радость, И я помочь желал, но тщетно, тщетно. Уничтоженья быстрые следы Текли по нем, и черви умножались, И спорили за пищу остальную, И смрадную, сырую кожу грызли. Остались кости, и они исчезли, И прах один лежал наместо тела. Одной исполнен мрачною надеждой, Я припадал на бренные остатки, Стараясь их дыханием согреть Иль оживить моей бессмертной жизнью; О, сколько б отдал я тогда земных Блаженств, чтоб хоть одну, одну минуту Почувствовать в них теплоту. Напрасно, Закону лишь послушные, они Остались хладны, хладны, как презренье. Тогда изрек я дикие проклятья На моего отца и мать, на всех людей. С отчаяньем бессмертья долго, долго, Жестокого свидетель разрушенья, Я на творца роптал, страшась молиться, И я хотел изречь хулы на небо, Хотел сказать… Но замер голос мой, и я проснулся.