Николай Гумилёв — Осенняя песня

Осенней неги поцелуй Горел в лесах звездою алой, И песнь прозрачно-звонких струй Казалась тихой и усталой. С деревьев падал лист сухой, То бледно-желтый, то багряный, Печально плача над землей Среди росистого тумана. И солнце пышное вдали Мечтало снами изобилья И целовало лик земли В истоме сладкого бессилья. А вечерами в небесах Горели алые одежды И, обагренные, в слезах, Рыдали Голуби Надежды. Летя в безмирной красоте, Сердца к далекому манили И созидали в высоте, Венки воздушно-белых лилий. И осень та была полна Словами жгучего напева, Как плодоносная жена, Как прародительница Ева. * В лесу, где часто по кустам Резвились юные дриады, Стоял безмолвно-строгий храм, Маня покоем колоннады. И белый мрамор говорил О царстве Вечного Молчанья И о полете гордых крыл, Неверно-тяжких, как рыданье. А над высоким алтарем В часы полуночных видений Сходились, тихие, вдвоем Две золотые девы-тени. В объятьях ночи голубой, Как розы радости мгновенны, Они шептались меж собой О тайнах Бога и вселенной. Но миг, и шепот замолкал, Как звуки тихого аккорда, И белый мрамор вновь сверкал Один, задумчиво и гордо. И иногда, когда с небес Слетит вечерняя прохлада, Покинув луг, цветы и лес, Шалила юная дриада. Входила тихо, вся дрожа, Залита сумраком багряным, Свой белый пальчик приложа К устам душистым и румяным. На пол, горячий от луча, Бросала пурпурную розу И убегала, хохоча, Любя свою земную грезу. Её влечет её стезя Лесного, радостного пенья, А в этом храме быть нельзя Детям греха и наслажденья. И долго роза на полу Горела пурпурным сияньем И наполняла полумглу Сребристо-горестным рыданьем. Когда же мир, восстав от сна, Сверкал улыбкою кристалла, Она, печальна и одна, В безмолвном храме умирала. * Когда ж вечерняя заря На темном небе угасает И на ступени алтаря Последний алый луч бросает, Пред ним склоняется одна, Одна, желавшая напева Или печальная жена, Или обманутая дева. Кто знает мрак души людской, Ее восторги и печали? Они эмалью голубой От нас закрытые скрижали. Кто объяснит нам, почему У той жены всегда печальной Глаза являют полутьму, Хотя и кроют отблеск дальний? Зачем высокое чело Дрожит морщинами сомненья, И меж бровями залегло Веков тяжелое томленье? И улыбаются уста Зачем загадочно и зыбко? И страстно требует мечта, Чтоб этой не было улыбки? Зачем в ней столько тихих чар? Зачем в очах огонь пожара? Она для нас больной кошмар, Иль правда, горестней кошмара. Зачем, в отчаяньи мечты, Она склонилась на ступени? Что надо ей от высоты И от воздушно-белой тени? Не знаем! Мрак ночной глубок, Мечта — пожар, мгновенья — стоны; Когда ж забрезжится восток Лучами жизни обновленной? * Едва трепещет тишина, Смеясь эфирным синим волнам, Глядит печальная жена В молчаньи строгом и безмолвном. Небес далеких синева Твердит неясные упреки, В ее душе зажглись слова И манят огненные строки. Они звенят, они поют Так заклинательно и строго: «Душе измученной приют В чертогах Радостного Бога; «Но Дня Великого покров Не для твоих бессильных крылий, Ты вся пока во власти снов, Во власти тягостных усилий. «Ночная, темная пора Тебе дарит свою усладу, И в ней живет твоя сестра — Беспечно-юная дриада. «И ты еще так любишь смех Земного, алого покрова И ты вплетаешь яркий грех В гирлянды неба голубого. «Но если ты желаешь Дня И любишь лучшую отраду, Отдай объятиям огня Твою сестру, твою дриаду. «И пусть она сгорит в тебе Могучим, радостным гореньем, Молясь всевидящей судьбе, Её покорствуя веленьям. «И будет твой услышан зов, Мольба не явится бесплодной, Уйдя от радости лесов, Ты будешь божески-свободной». И душу те слова зажгли, Горели огненные стрелы И алый свет и свет земли Предстал, как свет воздушно-белый * Песня Дриады Я люблю тебя, принц огня, Так восторженно, так маняще, Ты зовешь, ты зовешь меня Из лесной, полуночной чащи. Хоть в ней сны золотых цветов И рассказы подруг приветных, Но ты знаешь так много слов, Слов любовных и беззаветных. Как горит твой алый камзол, Как сверкают милые очи, Я покину родимый дол, Я уйду от лобзаний ночи. Так давно я ищу тебя И ко мне ты стремишься тоже, Золотая звезда, любя, Из лучей нам постелет ложе. Ты возьмешь в объятья меня И тебя, тебя обниму я, Я люблю тебя, принц огня, Я хочу и жду поцелуя. * Цветы поют свой гимн лесной, Детям и ласточкам знакомый, И под развесистой сосной Танцуют маленькие гномы. Горит янтарная смола, Лесной дворец светло пылает И голубая полумгла Вокруг, как бабочка, порхает. Жених, как радостный костер, Горит могучий и прекрасный, Его сверкает гордый взор, Его камзол пылает красный. Цветы пурпурные звенят: «Давайте места, больше места, Она идет, краса дриад, Стыдливо-белая невеста». Она, прекрасна и тиха, Не внемля радостному пенью, Идет в объятья жениха В любовно-трепетном томленьи. От взора ласковых цветов Их скрыла алая завеса, Довольно песен, грез и снов Среди лазоревого леса. Он совершен, великий брак, Безумный крик всемирных оргий! Пускай леса оденет мрак, В них было счастье и восторги. * Да, много, много было снов И струн восторженно звенящих Среди таинственных лесов, В их голубых, веселых чащах. Теперь открылися миры Жене божественно-надменной, Взамен угаснувшей сестры Она узнала сон вселенной. И, в солнца ткань облечена, Она великая святыня, Она не бледная жена, Но венценосная богиня. В эфире радостном блестя, Катятся волны мировые, А в храме Белое Дитя Творит святую литургию. И Белый Всадник кинул клик, Скача порывисто-безумно, Что миг настал, великий миг, Восторг предмирный и бездумный. Уж звон копыт затих вдали, Но вечно — радостно мгновенье! …И нет дриады, сна земли, Пред ярким часом пробужденья.