Зачем он мне снился, смятенный, нестройный, Рожденный из глубин не наших времен, Тот сон о Стокгольме, такой беспокойный, Такой уж почти и нерадостный сон… Быть может, был праздник, не знаю наверно, Но только все колокол, колокол звал; Как мощный орган, потрясенный безмерно, Весь город молился, гудел, грохотал… Стоял на горе я, как будто народу О чем-то хотел проповедовать я, И видел прозрачную тихую воду, Окрестные рощи, леса и поля. «О, Боже, — вскричал я в тревоге, — что, если Страна эта истинно родина мне? Не здесь ли любил я и умер не здесь ли, В зеленой и солнечной этой стране?» И понял, что я заблудился навеки В слепых переходах пространств и времен, А где-то струятся родимые реки, К которым мне путь навсегда запрещен.