Дворец дубовый словно ларь, глядит в окно курчавый царь, цветочки точные пред ним с проклятьем шепчутся глухим. Идет луна в пустую ночь, утопленник всплывает, идет вода с покатых плеч, ручьем течет на спину. Он вытер синие глаза, склонился и царю сказал: «Ты, царь,— хранитель мира, твоя восточная порфира полмира вытоптала прочь. Я жил в деревне круглой, и вот — мой рот обуглен, жена одна в гробу шумит, красотка-дочь с тобой спит, мой домик стал портретом, а жизнь — подводным бредом!» Царь смотрит конусом рябым, в окне ломает руки, стучит военным молотком, но все убиты слуги, одна любовница-жена к царю спеша подходит, царя по-братски кличет и каркает по-птичьи… Одна нога у ней ушла, а тело молодое упало около крыльца, как столбик молодецкий. Утопленник был рад вдвойне к войне он точит руки, берет поклажу на дыбы, к царю поклоном головы он обратился резко и опустился в речку. Луна идет, кидая тень, царь мечется в окошке, дворец тихонько умирал, а время шло — под горку.