<1> В год тридцать первый от рожденья века Я возвратился, нет — читай: насильно Был возвращен в буддийскую Москву. А перед тем я все-таки увидел Библейской скатертью богатый Арарат И двести дней провел в стране субботней, Которую Арменией зовут. Захочешь пить — там есть вода такая Из курдского источника Арзни, Хорошая, колючая, сухая И самая правдивая вода. <2> Уж я люблю московские законы, Уж не скучаю по воде Арзни. В Москве черемухи да телефоны, И казнями там имениты дни. <3> Захочешь жить, тогда глядишь с улыбкой На молоко с буддийской синевой, Проводишь взглядом барабан турецкий, Когда обратно он на красных дрогах Несется вскачь с гражданских похорон, Иль встретишь воз с поклажей из подушек И скажешь: «гуси-лебеди, домой!» Не разбирайся, щелкай, милый кодак, Покуда глаз — хрусталик кравчей птицы, А не стекляшка! Больше светотени — Еще, еще! Сетчатка голодна! <4> Я больше не ребенок! Ты, могила, Не смей учить горбатого — молчи! Я говорю за всех с такою силой, Чтоб нёбо стало небом, чтобы губы Потрескались, как розовая глина.