Мандельштам Осип Эмильевич
1891 - 1938

Мандельштам Осип Эмильевич

О́сип Эми́льевич Мандельшта́м (2 (14) января 1891, Варшава — 27 декабря 1938, Владивостокский пересыльный пункт Дальстроя во Владивостоке) — русский поэт, прозаик и переводчик, эссеист, критик, литературовед[4][5][6]. Один из крупнейших русских поэтов XX века[7]. Жертва сталинских репрессий. Реабилитирован посмертно «за отсутствием состава преступления»: по делу 1938 года — в 1956 году, по делу 1934 года — в 1987 году[8]. Местонахождение могилы поэта до сих пор неизвестно.

514

Стихотворений

47

Лет жизни

Стихотворения

Здесь отвратительные жабы

Здесь отвратительные жабы В густую падают траву.

Всё чуждо нам в столице непотребной

Все чуждо нам в столице непотребной: Ее сухая черствая земля,

Грифельная ода

Мы только с голоса поймем, Что там царапалось, боролось…

С веселым ржанием пасутся табуны

С веселым ржанием пасутся табуны, И римской ржавчиной окрасилась долина;

Блок

Блок Король

Как светотени мученик Рембрандт

Как светотени мученик Рембрандт, Я глубоко ушел в немеющее время,

Наташа спит

Наташа спит. Зефир летает Вкруг гофрированных волос.

Улица Мандельштама

Это какая улица? Улица Мандельштама.

Мороженно, Солнце, Воздушный бисквит

«Мороженно!» Солнце. Воздушный бисквит. Прозрачный стакан с ледяною водою.

Случайная небрежность иль ослышка

Случайная небрежность иль ослышка Вредны уму, как толстяку аджика.

Знакомства нашего на склоне

Знакомства нашего на склоне Шервинский нас к себе зазвал

Когда в ветвях понурых

Когда в ветвях понурых Заводит чародей

Мне скучно здесь, мне скучно здесь

Мне скучно здесь, мне скучно здесь, Среди чужих армян.

Дано мне тело

Дано мне тело — что мне делать с ним, Таким единым и таким моим?

Опять войны разноголосица

Опять войны разноголосица На древних плоскогорьях мира,

Листьев сочувственный шорох

Листьев сочувственный шорох Угадывать сердцем привык,

Царское село

Георгию Иванову Поедем в Царское Село!

Куда как страшно нам с тобой

Куда как страшно нам с тобой, Товарищ большеротый мой!

Да, я лежу в земле, губами шевеля

Да, я лежу в земле, губами шевеля, Но то, что я скажу, заучит каждый школьник:

Я потеряла нежную камею

— Я потеряла нежную камею, Не знаю где, на берегу Невы.

Отчего душа так певуча

Отчего душа так певуча, И так мало милых имен,

Антология житейской глупости

Мандельштам Иосиф автор этих разных эпиграмм,— Никакой другой Иосиф не есть Осип Мандельштам.

Твоя весёлая нежность

Твоя весёлая нежность Смутила меня:

Панферову

Помпоныч, римский гражданин, Наскучив жить в развратном изобильи,

Наушнички, наушники мои

Наушнички, наушники мои! Попомню я воронежские ночки:

Есть ценностей незыблемая скала

Есть ценностей незыблемая ска́ла Над скучными ошибками веков.

Пою, когда гортань сыра, душа

Пою, когда гортань сыра, душа — суха, И в меру влажен взор, и не хитрит сознанье:

Один портной

Один портной С хорошей головой

Промчались дни мои

Промчались дни мои — как бы оленей Косящий бег. Срок счастья был короче,

Это все о луне только небылица

Это все о луне только небылица, В этот вздор о луне верить не годится,

Пусть имена цветущих городов

Пусть имена цветущих городов Ласкают слух значительностью бренной.

Люблю морозное дыханье

Люблю морозное дыханье И пара зимнего признанье:

Американка

Американка в двадцать лет Должна добраться до Египта,

Жизнь упала, как зарница

Жизнь упала, как зарница, Как в стакан воды — ресница.

А посреди толпы, задумчивый, брадатый

А посреди толпы, задумчивый, брадатый, Уже стоял гравер — друг меднохвойных доск,

Веницейская жизнь

Веницейской жизни, мрачной и бесплодной, Для меня значение светло.

Шарманка

Шарманка, жалобное пенье, Тягучих арий дребедень,—

Природа — тот же Рим

Природа — тот же Рим и отразилась в нем. Мы видим образы его гражданской мощи

Словно гуляка с волшебною тростью

Словно гуляка с волшебною тростью, Батюшков нежный со мною живет.

Голубые глаза и горячая лобная кость

Голубые глаза и горячая лобная кость — Мировая манила тебя молодящая злость.

Как поехал Вермель в Дмитров

Как поехал Вермель в Дмитров, Шляпу новую купил.

Равноденствие

Есть иволги в лесах, и гласных долгота В тонических стихах единственная мера,

С. П. Каблукову

Я помню берег вековой И скал глубокие морщины,

Вехи дальние обоза

Вехи дальние обоза Сквозь стекло особняка.

Н. Недоброво

Что здесь скрипением несносным Коснулось слуха моего?

Вернись в смесительное лоно

Вернись в смесительное лоно, Откуда, Лия, ты пришла,

Полночь в Москве

Полночь в Москве. Роскошно буддийское лето. С дроботом мелким расходятся улицы в чоботах узких железных.

Что музыка нежных

Что музыка нежных Моих славословий

Вы помните, как бегуны

Вы помните, как бегуны В окрестностях Вероны

Истончается тонкий тлен

Истончается тонкий тлен — Фиолетовый гобелен,

И клена зубчатая лапа

И клена зубчатая лапа Купается в круглых углах,

Кушает сено корова

Кушает сено корова, А герцогиня желе,

На полицейской бумаге верже

На полицейской бумаге верже Ночь наглоталась колючих ершей —

Посох

Посох мой, моя свобода — Сердцевина бытия,

Еще далеко мне до патриарха

Еще далеко мне до патриарха, Еще на мне полупочтенный возраст,

Пусти меня, отдай меня, Воронеж

Пусти меня, отдай меня, Воронеж: Уронишь ты меня иль проворонишь,

Бессонница, Гомер, Тугие паруса

Бессонница. Гомер. Тугие паруса. Я список кораблей прочел до середины:

Были очи острее точимой косы

Были очи острее точимой косы — По зегзице в зенице и по капле росы,-

Эта область в темноводье

Эта область в темноводье — Хляби хлеба, гроз ведро —

Я не знаю, с каких пор

Я не знаю, с каких пор Эта песенка началась,-

Египтянин

Я выстроил себе благополучья дом, Он весь из дерева, и ни куска гранита,

Отрывки из уничтоженных стихов

<1> В год тридцать первый от рожденья века

Чистильщик

Подойди ко мне поближе, Крепче ногу ставь сюда,

Возьми на радость из моих ладоней

Возьми на радость из моих ладоней Немного солнца и немного меда,

Только детские книги читать

Только детские книги читать, Только детские думы лелеять,

TRISTIA (Я изучил науку расставанья)

Я изучил науку расставанья В простоволосых жалобах ночных.

Я живу на важных огородах

Я живу на важных огородах. Ванька-ключник мог бы здесь гулять.

Я ненавижу свет

Я ненавижу свет Однообразных звезд.

Чарли Чаплин

Чарли Чаплин вышел из кино.

Вы, с квадратными окошками, невысокие дома

Вы, с квадратными окошками, невысокие дома,— Здравствуй, здравствуй, петербургская несуровая зима!

Рим

Поговорим о Риме — дивный град! Он утвердился купола победой.

Лишив меня морей, разбега и разлета

Лишив меня морей, разбега и разлета И дав стопе упор насильственной земли,

К пустой земле невольно припадая

1 К пустой земле невольно припадая,

На розвальнях, уложенных соломой

На розвальнях, уложенных соломой, Едва прикрытые рогожей роковой,

Тысячеструйный поток

Тысячеструйный поток — Журчала весенняя ласка.

Счастия в Москве отчаяв

Счастия в Москве отчаяв, Едет в Гатчину Вермель.

На бледно-голубой эмали

На бледно-голубой эмали, Какая мыслима в апреле,

И я выхожу из пространства

И я выхожу из пространства В запущенный сад величин

Я избежал суровой пени

Я избежал суровой пени И почестей достиг;

Убийца, преступная вишня

Убийца, преступная вишня, Проклятая неженка, ма!

А. В. Звенигородскому

Звенигородский князь в четырнадцатом веке В один присест съел семьдесят блинов,

Когда показывают восемь

Когда показывают восемь Часы собора-исполина,

Я давно полюбил нищету

Я давно полюбил нищету, Одиночество, бедный художник.

И по-звериному воет людье

И по-звериному воет людье, И по-людски куролесит зверье.

Зевес сегодня в гневе на Гермеса

Зевес сегодня в гневе на Гермеса — В кузнечном деле ни бельмеса,

Не жеребенок хвостом махает

Не жеребенок хвостом махает! Яша ребенок снова играет.

Эмаль, алмазы, позолота

Эмаль, алмазы, позолота Могли б украсить египтян,

Как по улицам Киева-Вия

Как по улицам Киева-Вия Ищет мужа не знаю чья жинка,

Ты улыбаешься кому

Ты улыбаешься кому, О, путешественник веселый?

Люблю под сводами седыя тишины

Люблю под сводами седыя тишины Молебнов, панихид блужданье

Жил Александр Герцович

Жил Александр Герцевич, Еврейский музыкант, —

Пустует место

Пустует место. Вечер длится, Твоим отсутствием томим.

Дрожжи мира дорогие

Дрожжи мира дорогие: Звуки, слезы и труды —

Вооруженный зреньем узких ос

Вооруженный зреньем узких ос, Сосущих ось земную, ось земную,

Американ бар

Ещё девиц не видно в баре, Лакей невежлив и угрюм;

Кинематограф

Кинематограф. Три скамейки. Сентиментальная горячка.

Когда щегол в воздушной сдобе

Когда щегол в воздушной сдобе Вдруг затрясется, сердцевит,-

После полуночи сердце ворует

После полуночи сердце ворует Прямо из рук запрещенную тишь.

Как подарок запоздалый

Как подарок запоздалый Ощутима мной зима:

О временах простых и грубых

О временах простых и грубых Копыта конские твердят.

Я скажу это начерно, шепотом

Я скажу это начерно, шепотом, Потому, что еще не пора:

Развеселился, наконец

Развеселился, наконец, Изведал духа совершенство,

В игольчатых чумных бокалах

В игольчатых чумных бокалах Мы пьем наважденье причин,

Здесь я стою

«Здесь я стою — я не могу иначе», Не просветлеет темная гора —

Я нынче в паутине световой

Я нынче в паутине световой — Черноволосой, светло-русой,-

Бах

Здесь прихожане — дети праха И доски вместо образов,

Мне Тифлис горбатый снится

Мне Тифлис горбатый снится, Сазандарей стон звенит,

На откосы, Волга, хлынь, Волга, хлынь

На откосы, Волга, хлынь, Волга, хлынь, Гром, ударь в тесины новые,

Ночь, Дорога, Сон первичный

Ночь. Дорога. Сон первичный Соблазнителен и нов…

Ода Сталину

Когда б я уголь взял для высшей похвалы — Для радости рисунка непреложной,—

О, как мы любим лицемерить

О, как мы любим лицемерить И забываем без труда

Адмиралтейство

В столице северной томится пыльный тополь, Запутался в листве прозрачный циферблат,

В непринужденности творящего обмена

В непринужденности творящего обмена Суровость Тютчева — с ребячеством Верлэна —

Песнь вольного казака

Я мужчина-лесбиянец, Иностранец, иностранец.

Ночь на дворе

Ночь на дворе. Барская лжа: После меня хоть потоп.

Внутри горы бездействует кумир

Внутри горы бездействует кумир В покоях бережных, безбрежных и счастливых,

Полотеры

Полотер руками машет, Будто он вприсядку пляшет.

Как облаком сердце одето

Как облаком сердце одето И камнем прикинулась плоть,

За гремучую доблесть грядущих веков

За гремучую доблесть грядущих веков, За высокое племя людей —

Дождик ласковый, мелкий и тонкий

Дождик ласковый, мелкий и тонкий, Осторожный, колючий, слепой,

Это я. Это Рейн. Браток, помоги

Это я. Это Рейн. Браток, помоги. Празднуют первое мая враги.

Клейкой клятвой липнут почки

Клейкой клятвой липнут почки, Вот звезда скатилась:

Вечер нежный, Сумрак важный

Вечер нежный. Сумрак важный. Гул за гулом. Вал за валом.

Где лягушки фонтанов, расквакавшись

Где лягушки фонтанов, расквакавшись И разбрызгавшись, больше не спят

Я в львиный ров и в крепость погружен

Я в львиный ров и в крепость погружен И опускаюсь ниже, ниже, ниже

Век

Век мой, зверь мой, кто сумеет Заглянуть в твои зрачки

Сквозь восковую занавесь

Сквозь восковую занавесь, Что нежно так сквозит,

В безветрии моих садов

В безветрии моих садов Искуственная никнет роза;

Единственной отрадой

Единственной отрадой Отныне сердцу дан,

Что делать нам с убитостью равнин

Что делать нам с убитостью равнин, С протяжным голодом их чуда?

В изголовьи Черное Распятье

В изголовьи Черное Распятье, В сердце жар, и в мыслях пустота,—

Ода Бетховену

Бывает сердце так сурово, Что и любя его не тронь!

1914

Собирались Эллины войною На прелестный Саламин, —

В тот вечер не гудел

В тот вечер не гудел стрельчатый лес органа. Нам пели Шуберта — родная колыбель!

Золотой

Целый день сырой осенний воздух Я вдыхал в смятеньи и тоске.

Сохрани мою речь навсегда

Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма, За смолу кругового терпенья, за совестный деготь труда.

Немецкая каска

Немецкая каска, священный трофей, Лежит на камине в гостиной твоей.

Encyclyca

Есть обитаемая духом Свобода — избранных удел.

Я буду метаться

Я буду метаться по табору улицы темной За веткой черемухи в черной рессорной карете,

О, этот медленный, одышливый простор

О, этот медленный, одышливый простор! — Я им пресыщен до отказа,—

Искусств приличных хоровода

Искусств приличных хоровода Вадим Покровский не спугнет:

Сегодня дурной день

Сегодня дурной день, Кузнечиков хор спит,

Чужого неба волшебство

Когда на площадях и в тишине келейной Мы сходим медленно с ума,

И. Уткину

Один еврей, должно быть, комсомолец, Живописать решил дворянский старый быт:

На доске малиновой, червонной

На доске малиновой, червонной, На кону горы крутопоклонной,-

А. Радловой

Архистратиг вошел в иконостас… В ночной тиши запахло валерьяном.

Змей

Осенний сумрак — ржавое железо Скрипит, поёт и разьедает плоть…

Мир начинался страшен и велик

Мир начинался страшен и велик: Зеленой ночью папоротник черный,

Обиженно уходят на холмы

Обиженно уходят на холмы, Как Римом недовольные плебеи,

Отравлен хлеб, и воздух выпит

Отравлен хлеб, и воздух выпит: Как трудно раны врачевать!

Колют ресницы

Колют ресницы. В груди прикипела слеза. Чую без страху, что будет и будет гроза.

В таверне воровская шайка

В таверне воровская шайка Всю ночь играла в домино.

Ласточка

Я слово позабыл, что я хотел сказать. Слепая ласточка в чертог теней вернется,

На темном небе, как узор

На темном небе, как узор, Деревья траурные вышиты.

Как бык шестикрылый и грозный

Как бык шестикрылый и грозный, Здесь людям является труд

Как дерево и медь

Как дерево и медь — Фаворского полет,- В дощатом воздухе мы с временем соседи,

Не веря воскресенья чуду

Не веря воскресенья чуду, На кладбище гуляли мы.

Когда Психея-жизнь спускается к теням

Когда Психея-жизнь спускается к теням В полупрозрачный лес, вослед за Персефоной,

Из «Антологии античной глупости»

<1> М. Лозинскому

На Моховой семейство из Полесья

На Моховой семейство из Полесья Семивершковый празднует шабаш.

И пламенный поляк

И пламенный поляк — ревнивец фортепьянный… Чайковского боюсь — он Моцарт на бобах…

Разрывы круглых бухт, и хрящ, и синева

Разрывы круглых бухт, и хрящ, и синева, И парус медленный, что облаком продолжен,-

В половине второго

В половине второго, Честное слово,

Стихи о неизвестном солдате

1 Этот воздух пусть будет свидетелем —

Сегодня можно снять декалькомани

Сегодня можно снять декалькомани, Мизинец окунув в Москву-реку,

Ubi bene, ibi patria

Ubi bene, ibi patria [1],— Но имея другом Вена

Не у меня, не у тебя

Не у меня, не у тебя — у них Вся сила окончаний родовых:

Умеревший офицер

Полковнику Белавенцу Каждый дал по яйцу.

Когда в тёплой ночи замирает

Когда в тёплой ночи замирает Лихорадочный Форум Москвы

Карлик-юноша, карлик-мимоза

Карлик-юноша, карлик-мимоза С тонкой бровью — надменный и злой…

Нежнее нежного

Нежнее нежного Лицо твоё,

Над алтарем дымящихся зыбей

Над алтарем дымящихся зыбей Приносит жертву кроткий бог морей.

Домби и сын

Когда, пронзительнее свиста, Я слышу английский язык —

Я скажу тебе с последней

Я скажу тебе с последней Прямотой:

Ты прошла сквозь облако тумана

Ты прошла сквозь облако тумана. На ланитах нежные румяна.

У моря ропот старческой кифары

У моря ропот старческой кифары… Еще жива несправедливость Рима,

Привыкают к пчеловоду пчелы

Привыкают к пчеловоду пчелы, Такова пчелиная порода…

В белом раю лежит богатырь

В белом раю лежит богатырь: Пахарь войны, пожилой мужик.

Когда подымаю

Когда подымаю, Опускаю взор —

Антология античной глупости

1 Ветер с высоких дерев срывает желтые листья.

Рояль

Мы сегодня увидали Городок внутри рояля.

Если б меня наши враги взяли

Если б меня наши враги взяли И перестали со мной говорить люди,

Сядь, Державин, развалися

Сядь, Державин, развалися,- Ты у нас хитрее лиса,

В Европе холодно

В Европе холодно. В Италии темно. Власть отвратительна, как руки брадобрея.

Смутно дышащими листьями

Смутно дышащими листьями Черный ветер шелестит,

Римских ночей полновесные слитки

Римских ночей полновесные слитки, Юношу Гете манившее лоно,-

На перламутровый челнок

На перламутровый челнок Натягивая шелка нити,

Бесшумное веретено

Бесшумное веретено Отпущено моей рукою.

Влез бесенок в мокрой шерстке

Влез бесенок в мокрой шерстке — Ну, куда ему, куды? —

Портниха

Утомилась портниха — Работает тихо.

В. Пясту

Слышу на улице шум быстро идущего Пяста. Вижу: торчит из пальто семьдесят пятый отрыв.

Улыбнись, ягненок гневный с Рафаэлева холста

Улыбнись, ягненок гневный с Рафаэлева холста,- На холсте уста вселенной, но она уже не та:

О, эта Лена, эта Нора

О, эта Лена, эта Нора, О, эта Этна — И.Т.Р.

Ах, ничего я не вижу

Ах, ничего я не вижу, и бедное ухо оглохло, Всех-то цветов мне осталось лишь сурик да хриплая охра.

Я в хоровод теней

Я в хоровод теней, топтавших нежный луг, С певучим именем вмешался,

Я вздрагиваю от холода

Я вздрагиваю от холода,- Мне хочется онеметь!

Notre Dame (Нотр Дам)

Где римский судия судил чужой народ, Стоит базилика,- и, радостный и первый,

Polacy

Поляки! Я не вижу смысла В безумном подвиге стрелков:

От вторника и до субботы

От вторника и до субботы Одна пустыня пролегла.

Гончарами велик остров синий

Гончарами велик остров синий — Крит зеленый,- запекся их дар

Образ твой, мучительный и зыбкий

Образ твой, мучительный и зыбкий, Я не мог в тумане осязать.

Перед войной

Ни триумфа, ни войны! О, железные, доколе

Зверинец

Отверженное слово «мир» В начале оскорбленной эры;

Что поют часы-кузнечик

Что поют часы-кузнечик. Лихорадка шелестит,

Зашумела, задрожала

Зашумела, задрожала, Как смоковницы листва,

К немецкой речи

Б. С. Кузину Freund! Versaume nicht zu leben:

На влажный камень возведённый

На влажный камень возведённый, Амур, печальный и нагой,

Источник слез замерз

Источник слез замерз, И весят пуд оковы

Холодок щекочет темя

Холодок щекочет темя, И нельзя признаться вдруг, —

В спокойных пригородах снег

В спокойных пригородах снег Сгребают дворники лопатами;

Тёмных уз земного заточенья

Тёмных уз земного заточенья Я ничем преодолеть не мог,

Казино

Я не поклонник радости предвзятой, Подчас природа — серое пятно.

Актёр и рабочий

Здесь, на твёрдой площадке яхт-клуба, Где высокая мачта и спасательный круг,

О небо, небо, ты мне будешь сниться

О небо, небо, ты мне будешь сниться! Не может быть, чтоб ты совсем ослепло

Ламарк

Был старик, застенчивый как мальчик, Неуклюжий, робкий патриарх…

Сонный трамвай

У каждого трамвая Две пары глаз-огней

Мой щегол, я голову закину

Мой щегол, я голову закину — Поглядим на мир вдвоем:

На мертвых ресницах Исакий замерз

На мертвых ресницах Исакий замерз И барские улицы сини —

Как черный ангел на снегу

Как черный ангел на снегу Ты показалась мне сегодня,

Твоим узким плечам

Твоим узким плечам под бичами краснеть, Под бичами краснеть, на морозе гореть.

Кому зима

Кому зима — арак и пунш голубоглазый, Кому душистое с корицею вино,

Среди лесов, унылых и заброшенных

Среди лесов, унылых и заброшенных, Пусть остается хлеб в полях нескошенным!

Вот дароносица, как солнце золотое

Вот дароносица, как солнце золотое, Повисла в воздухе — великолепный миг.

Ленинград

Я вернулся в мой город, знакомый до слез, До прожилок, до детских припухлых желез.

Друг Ариоста, друг Петрарки, Тасса друг

Друг Ариоста, друг Петрарки, Тасса друг — Язык бессмысленный, язык солено-сладкий.

Детский рот жуёт свою мякину

Детский рот жуёт свою мякину, Улыбается, жуя,

Мальчик в трамвае

Однажды утром сел в трамвай Первоступенник-мальчик.

В оцинкованном влажном Батуме

В оцинкованном влажном Батуме, По холерным базарам Ростова

Когда городская выходит на стогны луна

Когда городская выходит на стогны луна, И медленно ей озаряется город дремучий,

Полюбил я лес прекрасный

Полюбил я лес прекрасный, Смешанный, где козырь — дуб,

Вы хотите быть игрушечной

Вы хотите быть игрушечной, Но испорчен Ваш завод,

День стоял о пяти головах

День стоял о пяти головах. Сплошные пять суток Я, сжимаясь, гордился пространством за то, что росло на дрожжах.

Заснула чернь

Заснула чернь. Зияет площадь аркой. Луной облита бронзовая дверь.

Заблудился я в небе

Заблудился я в небе — что делать? Тот, кому оно близко,- ответь!

Барон Эмиль хватает нож

Барон Эмиль хватает нож. Барон Эмиль бежит к портрету…

В разноголосице девического хора

В разноголосице девического хора Все церкви нежные поют на голос свой,

В старинном многоярусном театре

Я не увижу знаменитой «Федры», В старинном многоярусном театре,

Валкирии

Летают Валкирии, поют смычки — Громоздкая опера к концу идет.

Эта книга украдена

Эта книга украдена Трошею в СХИ,

В лазури месяц новый

В лазури месяц новый Ясен и высок.

Такие же люди, как вы

Такие же люди, как вы, С глазами вдолбленными в череп,

Там, где купальни-бумагопрядильни

Там, где купальни-бумагопрядильни И широчайшие зеленые сады,

Из омута злого и вязкого

Из омута злого и вязкого Я вырос, тростинкой шурша,

М. С. Петровых

Марья Сергеевна, мне ужасно хочется Увидеть вас старушкой-переводчицей,

Тайная вечеря

Небо вечери в стену влюбилось,- Все изрублено светом рубцов —

Любил Гаврила папиросы

Любил Гаврила папиросы, Он папиросы обожал.

Воздух пасмурный влажен и гулок

Воздух пасмурный влажен и гулок; Хорошо и не страшно в лесу.

Переменилось все земное

Переменилось все земное, И лишь не сбросила земля

Моргулеты

<1> Моргулис — он из Наркомпроса.

Мастерица виноватых взоров

Мастерица виноватых взоров, Маленьких держательница плеч!

В просторах сумеречной залы

В просторах сумеречной залы Почтительная тишина.

Коробки

……………….. коробки …………. лучшие игрушки.

Неправда

Я с дымящей лучиной вхожу К шестипалой неправде в избу:

Нет, не спрятаться мне от великой муры

Нет, не спрятаться мне от великой муры За извозчичью спину — Москву,

Неумолимые слова

Неумолимые слова… Окаменела Иудея,

Где вырывается из плена

Где вырывается из плена Потока шумное стекло,

Мир должно в черном теле брать

Мир должно в черном теле брать, Ему жестокий нужен брат —

Яйцо

Курицу яйцо учило: Ты меня не так снесла,

Аббат

О, спутник вечного романа, Аббат Флобера и Золя —

Музыка твоих шагов

Музыка твоих шагов В тишине лесных снегов,

Петербургские строфы

Над желтизной правительственных зданий Кружилась долго мутная метель,

Как люб мне натугой живущий

Как люб мне натугой живущий, Столетьем считающий год,

Как народная громада

Как народная громада, Прошибая землю в пот,

Стрекозы быстрыми кругами

Стрекозы быстрыми кругами Тревожат черный блеск пруда,

Как тень внезапных облаков

Как тень внезапных облаков, Морская гостья налетела

Холодно розе в снегу

Холодно розе в снегу: На Севане снег в три аршина…

Мы живем, под собою не чуя страны

Мы живем, под собою не чуя страны, Наши речи за десять шагов не слышны,

А мастер пушечного цеха

А мастер пушечного цеха, Кузнечных памятников швец,

Песенка

У меня не много денег, В кабаках меня не любят,

И поныне на Афоне

И поныне на Афоне Древо чудное растет,

В Петрополе прозрачном мы умрём

В Петрополе прозрачном мы умрем, Где властвует над нами Прозерпина.

Подражание новогреческому

Девочку в деве щадя, с объясненьями юноша медлил И через семьдесят лет молвил старухе*: люблю.

Уничтожает пламень

Уничтожает пламень Сухую жизнь мою,-

Сумерки свободы

Прославим, братья, сумерки свободы, Великий сумеречный год!

Ни о чем не нужно говорить

Ни о чем не нужно говорить, Ничему не следует учить,

Зане в садах Халатова-халифа

Зане в садах Халатова-халифа Дух бытия.

Ходит Вермель, тяжело дыша

Ходит Вермель, тяжело дыша, Ищет нежного зародыша.

Паденье, неизменный спутник страха

Паденье — неизменный спутник страха, И самый страх есть чувство пустоты.

Флейты греческой тэта и йота

Флейты греческой тэта и йота — Словно ей не хватало молвы —

Рассыпаются горохом телефонные звонки

Рассыпаются горохом Телефонные звонки,

Чуть мерцает призрачная сцена

Чуть мерцает призрачная сцена, Хоры слабые теней,

Свежо раскинулась сирень

Свежо раскинулась сирень, Ужо распустятся левкои,

Тянули жилы, жили-были

Тянули жилы, жили-были, Не жили, не были нигде.

По нашим временам куда как стали редки

По нашим временам куда как стали редки Любители почивших в бозе… Вот

Оттого все неудачи

Оттого все неудачи, Что я вижу пред собой

Дайте Тютчеву стрекозу

Дайте Тютчеву стрекозу — Догадайтесь почему!

Скудный луч холодной мерою

Скудный луч холодной мерою Сеет свет в сыром лесу.

Старый Крым

Холодная весна. Голодный Старый Крым, Как был при Врангеле – такой же виноватый.

Не надо римского мне купола

Не надо римского мне купола Или прекрасного далека.

Спорт

Румяный шкипер бросил мяч тяжелый, И черни он понравился вполне.

Убиты медью вечерней

Убиты медью вечерней И сломаны венчики слов.

Когда, уничтожив набросок

Когда, уничтожив набросок, Ты держишь прилежно в уме

Если утро зимнее темно

Если утро зимнее темно, То холодное твое окно

Увы, растаяла свеча

Увы, растаяла свеча Молодчиков каленых,

Париж

Язык булыжника мне голубя понятней, Здесь камни — голуби, дома — как голубятни,

Лютеранин

Я на прогулке похороны встретил Близ протестантской кирки, в воскресенье.

Ты розу Гафиза колышешь

Ты розу Гафиза колышешь И нянчишь зверушек-детей,

Феодосия

Окружена высокими холмами, Овечьим стадом ты с горы сбегаешь

Как кони медленно ступают

Как кони медленно ступают, Как мало в фонарях огня!

Это есть мадам Мария

Это есть мадам Мария — Уголь есть почти что торф,

Уста запеклись и разверзлись чресла

Уста запеклись и разверзлись чресла. Весь воздух в стонах родовых:

Может быть, не хватит мне свечи

Кто знает! Может быть, не хватит мне свечи — И среди бела дня останусь я в ночи;

Не искушай чужих наречий

Не искушай чужих наречий, но постарайся их забыть: Ведь все равно ты не сумеешь стекло зубами укусить.

Татары, узбеки и ненцы

Татары, узбеки и ненцы, И весь украинский народ,

Спросили раз у воина

Спросили раз у воина: — На Шипке все спокойно ли?

Есть целомудренные чары

Есть целомудренные чары — Высокий лад, глубокий мир,

Извозчик и Дант

Извозчик Данту говорит С энергией простонародной.

Вуайажор арбуз украл

Вуайажор арбуз украл Из сундука тамбур-мажора.

Медленно урна пустая

Медленно урна пустая, Вращаясь над тусклой поляной,

О, этот воздух, смутой пьяный

О, этот воздух, смутой пьяный, На черной площади Кремля.

Мне холодно, Прозрачная весна

Мне холодно. Прозрачная весна В зеленый пух Петрополь одевает,

Стансы

Я не хочу средь юношей тепличных Разменивать последний грош души,

Тянется лесом дороженька пыльная

Тянется лесом дороженька пыльная, Тихо и пусто вокруг.

Как тельце маленькое крылышком

Как тельце маленькое крылышком По солнцу всклянь перевернулось

Поэту море по коленки

Поэту море по коленки! Смотрите: есть у Шепеленки,

Газелла

Почему ты все дуешь в трубу, молодой человек? Полежал бы ты лучше в гробу, молодой человек.

Когда мозаик никнут травы

Когда мозаик никнут травы И церковь гулкая пуста,

Где ночь бросает якоря

Где ночь бросает якоря В глухих созвездьях Зодиака,

Фаэтонщик

На высоком перевале В мусульманской стороне

Импрессионизм

Художник нам изобразил Глубокий обморок сирени

Скажи мне, чертежник пустыни

Скажи мне, чертежник пустыни, Арабских песков геометр,

Преодолев затверженность природы

Преодолев затверженность природы, Голуботвердый глаз проник в ее закон.

Не сравнивай

Не сравнивай: живущий несравним. С каким-то ласковым испугом

Железо

Идут года железными полками, И воздух полн железными шарами.

Не спрашивай, ты знаешь

Не спрашивай: ты знаешь, Что нежность безотчетна

Нет, никогда, ничей я не был современник

Нет, никогда, ничей я не был современник, Мне не с руки почет такой.

В огромном омуте прозрачно и темно

В огромном омуте прозрачно и темно, И томное окно белеет;

Квартира тиха как бумага

Квартира тиха как бумага — Пустая, без всяких затей,-

Твоё чудесное произношенье

Твоё чудесное произношенье — Горячий посвист хищных птиц;

Я молю, как жалости и милости

Я молю, как жалости и милости, Франция, твоей земли и жимолости,

Весёлая скороговорка

Весёлая скороговорка; О, будни — пляска дикарей!

Петрополь

1 Мне холодно. Прозрачная весна

Рождение улыбки

Когда заулыбается дитя С развилинкой и горечи и сласти,

Умывался ночью на дворе

Умывался ночью на дворе,- Твердь сияла грубыми звездами.

Спит безмятежно

Спит безмятежно Юрий Вермель.

Медлительнее снежный улей

Медлительнее снежный улей, Прозрачнее окна хрусталь,

Нет, не мигрень

— Нет, не мигрень,- но подай карандашик ментоловый,- Ни поволоки искусства, ни красок пространства веселого!

Мне жалко, что теперь зима

Мне жалко, что теперь зима И комаров не слышно в доме

Как женственное серебро горит

Как женственное серебро горит, Что с окисью и примесью боролось,

Муравьи

Муравьев не нужно трогать: Третий день в глуши лесов

На площадь выбежав, свободен

На площадь выбежав, свободен Стал колоннады полукруг,-

Кассандре

Я не искал в цветущие мгновенья Твоих, Кассандра, губ, твоих, Кассандра, глаз,

Где связанный и пригвожденный стон

Где связанный и пригвожденный стон? Где Прометей — скалы подспорье и пособье?

Мой тихий сон, мой сон ежеминутный

Мой тихий сон, мой сон ежеминутный — Невидимый, завороженный лес,

Большевикам мил элеватор

Большевикам мил элеватор, Французам мил стиль элевэ,

Ариост

Во всей Италии приятнейший, умнейший, Любезный Ариост немножечко охрип.

О бабочка, о мусульманка

О бабочка, о мусульманка, В разрезанном саване вся,-

Какой-то гражданин, наверное попович

Какой-то гражданин, наверное попович, Наевшися коммерческих хлебов,

Среди священников левитом молодым

Среди священников левитом молодым На страже утренней он долго оставался.

О свободе небывалой

О свободе небывалой Сладко думать у свечи.

Скажу ль

Скажу ль, Во Франции два брата, два Гонкура,

Может быть, это точка безумия

Может быть, это точка безумия, Может быть, это совесть твоя —

Сонет

Мне вспомнился старинный апокриф — Марию Лев преследовал в пустыне

Я знаю, что обман в видении немыслим

Я знаю, что обман в видении немыслим И ткань моей мечты прозрачна и прочна;

Ты должен мной повелевать

Ты должен мной повелевать, А я обязан быть послушным.

В лицо морозу я гляжу один

В лицо морозу я гляжу один: Он — никуда, я — ниоткуда,

Возможна ли женщине мертвой хвала

Возможна ли женщине мертвой хвала? Она в отчужденьи и в силе,

Руку платком обмотай

Руку платком обмотай и в венценосный шиповник, В самую гущу его целлулоидных терний

На меня нацелилась груша да черемуха

На меня нацелилась груша да черемуха — Силою рассыпчатой бьет меня без промаха.

Довольно лукавить

Довольно лукавить: я знаю, Что мне суждено умереть;

В Петербурге мы сойдемся снова

В Петербурге мы сойдемся снова, Словно солнце мы похоронили в нем,

Шары

Дутые-надутые шары-пустомели Разноцветным облаком на ниточке висели,

Стихи о дохе

<1> Ох, до сибирских мехов охоча была Каранович:

Айя-София

Айя-София,- здесь остановиться Судил Господь народам и царям!

Актеру, игравшему испанца

Испанец собирается порой На похороны тетки в Сарагосу,

С миром державным я был лишь ребячески связан

С миром державным я был лишь ребячески связан, Устриц боялся и на гвардейцев глядел исподлобья,

Я вижу каменное небо

Я вижу каменное небо Над тусклой паутиной вод.

Я видел озеро, стоявшее отвесно

Я видел озеро, стоявшее отвесно,— С разрезанною розой в колесе

Дворцовая площадь

Императорский виссон И моторов колесницы, —

Довольно кукситься

Довольно кукситься! Бумаги в стол засунем! Я нынче славным бесом обуян,

На страшной высоте блуждающий огонь

На страшной высоте блуждающий огонь! Но разве так звезда мерцает?

Реймс и Кельн

…Но в старом Кельне тоже есть собор, Неконченный и все-таки прекрасный,

Silentium

Она еще не родилась, Она и музыка и слово,

Кооператив

В нашем кооперативе Яблоки всего красивей:

Закутав рот, как влажную розу

Закутав рот, как влажную розу, Держа в руках осьмигранные соты,

Озарены луной ночевья

Озарены луной ночевья Бесшумной мыши полевой;

Звук осторожный и глухой

Звук осторожный и глухой Плода, сорвавшегося с древа,

Мы напряженного молчанья не выносим

Мы напряженного молчанья не выносим — Несовершенство душ обидно, наконец!

Как землю где-нибудь небесный камень будит

Как землю где-нибудь небесный камень будит, Упал опальный стих, не знающий отца.

Черты лица искажены

Черты лица искажены Какой-то старческой улыбкой:

Я к губам подношу эту зелень

Я к губам подношу эту зелень, Эту клейкую клятву листов,

Сосновой рощицы закон

Сосновой рощицы закон: Виол и арф семейный звон.

О красавица Сайма

О, красавица Сайма, ты лодку мою колыхала, Колыхала мой челн, челн подвижный, игривый и острый,

Плещут воды Флегетона

Плещут воды Флегетона, Стены Тартара дрожат.

Калоша

Для резиновой калоши Настоящая беда,

Соломинка

Когда, соломинка, не спишь в огромной спальне И ждешь, бессонная, чтоб, важен и высок,

Кувшин

Длинной жажды должник виноватый, Мудрый сводник вина и воды,—

В альбом спекулянтке Розе

Если грустишь, что тебе задолжал я одиннадцать тысяч,

Чтоб, приятель и ветра и капель

Чтоб, приятель и ветра и капель, Сохранил их песчаник внутри,

Сегодня ночью, не солгу

Сегодня ночью, не солгу, По пояс в тающем снегу

В хрустальном омуте какая крутизна

В хрустальном омуте какая крутизна! За нас сиенские предстательствуют горы,

Пришла Наташа

1 Пришла Наташа. Где была?

Раковина

Быть может, я тебе не нужен, Ночь; из пучины мировой,

Нету иного пути

Нету иного пути, Как через руку твою —

Слух чуткий парус напрягает

Слух чуткий парус напрягает, Расширенный пустеет взор,

Чернозем

Переуважена, перечерна, вся в холе, Вся в холках маленьких, вся воздух и призор,

Когда укор колоколов

Когда укор колоколов Нахлынет с древних колоколен,

Буквы

— Я писать умею: отчего же Говорят, что буквы непохожи,

Автомобилище

– Мне, автомобилищу, чего бы не забыть еще? Вычистили, вымыли, бензином напоили.

Обороняет сон мою донскую сонь

Обороняет сон мою донскую сонь, И разворачиваются черепах манёвры —

Все в трамвае

Красноглазой сонной стаей Едут вечером трамваи,

Черепаха

На каменных отрогах Пиэрии Водили музы первый хоровод,

Концерт на вокзале

Нельзя дышать, и твердь кишит червями, И ни одна звезда не говорит,

Автопортрет

В поднятьи головы крылатый Намек — но мешковат сюртук;

Когда держался Рим в союзе с естеством

Когда держался Рим в союзе с естеством, Носились образы его гражданской мощи

Как парламент, жующий фронду

Как парламент, жующий фронду, Вяло дышит огромный зал —

Лжец и ксендзы

(Басня) Известно: у католиков развод

Золотистого меда струя

Золотистого меда струя из бутылки текла Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела:

Как овцы, жалкою толпой

Как овцы, жалкою толпой Бежали старцы Еврипида.

Однажды некогда какой-то подполковник

Однажды некогда какой-то подполковник, Белогвардеец и любовник,

Есть разных хитростей у человека много

Есть разных хитростей у человека много, И жажда денег их влечет к себе, как вол.

Я не слыхал рассказов Оссиана

Я не слыхал рассказов Оссиана, Не пробовал старинного вина;

Мадригал

Дочь Андроника Комнена, Византийской славы дочь!

Я наравне с другими хочу тебе служить

Я наравне с другими Хочу тебе служить,

Бежит волна-волной, волне хребет ломая

Бежит волна-волной, волне хребет ломая, Кидаясь на луну в невольничьей тоске,

Колючая речь араратской долины

Колючая речь араратской долины, Дикая кошка — армянская речь,

Не развалины

Не развалины — нет,- но порубка могучего циркульного леса,

Еще мы жизнью полны в высшей мере

Еще мы жизнью полны в высшей мере, Еще гуляют в городах Союза

Не унывай

Не унывай, садись в трамвай,

Тетушка и Марат

Куда как тетушка моя была богата. Фарфора, серебра изрядная палата,

В самом себе, как змей, таясь

В самом себе, как змей, таясь, Вокруг себя, как плющ, виясь,—

Эта ночь непоправима

Эта ночь непоправима, А у нас ещё светло.

Не говорите мне о вечности

Не говорите мне о вечности — Я не могу ее вместить.

Дев полуночных отвага

…Дев полуночных отвага И безумных звезд разбег,

Там, где край был дик

Там, где край был дик, Там шумит арык,

Два трамвая Клик и Трам

Жили в парке два трамвая: Клик и Трам.

И глагольных окончаний колокол

И глагольных окончаний колокол Мне вдали указывает путь,

Я пью за военные астры

Я пью за военные астры, за все, чем корили меня, За барскую шубу, за астму, за желчь петербургского дня.

Это есть художник Альтман

Это есть художник Альтман, Очень старый человек.

Горнунгам

У вас в семье нашел опору я — Предупредительность, которая

Нашедший подкову

(Пиндарический отрывок) Глядим на лес и говорим:

Меганом

Еще далеко асфоделей Прозрачно-серая весна.

Христиан Клейст

Есть между нами похвала без лести, И дружба есть в упор, без фарисейства,

Кама

<1> Как на Каме-реке глазу тЈмно, когда

Еще он помнит башмаков износ

Еще он помнит башмаков износ — Моих подметок стертое величье,

Пусть в душной комнате, где клочья серой ваты

Пусть в душной комнате, где клочья серой ваты И склянки с кислотой, часы хрипят и бьют,-

Слышу, слышу ранний лед

Слышу, слышу ранний лед, Шелестящий под мостами,

Лазурь да глина

Лазурь да глина, глина да лазурь, Чего ж тебе еще? Скорей глаза сощурь,

Твой зрачок в небесной корке

Твой зрачок в небесной корке, Обращенный вдаль и ниц,

Пластинкой тоненькой жиллета

Пластинкой тоненькой жиллета Легко щетину спячки снять:

Необходимость или разум

Необходимость или разум Повелевает на земле —

Сёстры тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы

Сёстры тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы. Медуницы и осы тяжёлую розу сосут.

Теннис

Средь аляповатых дач, Где шатается шарманка,

Не средиземною волной

Не средиземною волной И не вальпургиевой жабой,

Нереиды мои, нереиды

Нереиды мои, нереиды, Вам рыданья — еда и питьё,

Летние стансы

В аллее колокольчик медный, Французский говор, нежный взгляд —

Нет, не луна, а светлый циферблат

Нет, не луна, а светлый циферблат Сияет мне,- и чем я виноват,

И Шуберт на воде, и Моцарт в птичьем гаме

И Шуберт на воде, и Моцарт в птичьем гаме, И Гете, свищущий на вьющейся тропе,

Как растет хлебов опара

Как растет хлебов опара, Поначалу хороша,

Мне кажется, мы говорить должны

Мне кажется, мы говорить должны О будущем советской старины,

Невыразимая печаль

Невыразимая печаль Открыла два огромных глаза,

Шапка, купленная в ГУМе

Шапка, купленная в ГУМе Десять лет тому назад,

Не мучнистой бабочкою белой

Не мучнистой бабочкою белой В землю я заемный прах верну —

Мы с тобой на кухне посидим

Мы с тобой на кухне посидим, Сладко пахнет белый керосин;

За Паганини длиннопалым

За Паганини длиннопалым Бегут цыганскою гурьбой —

От сырой простыни говорящая

От сырой простыни говорящая — Знать, нашелся на рыб звукопас —

Пешеход

М. Л. Лозинскому Я чувствую непобедимый страх

Ветер нам утешенье принес

Ветер нам утешенье принес, И в лазури почуяли мы

Я по лесенке приставной

Я по лесенке приставной Лез на всклоченный сеновал,-

Примус

I Чтобы вылечить и вымыть

Ты красок себе пожелала

Ты красок себе пожелала — И выхватил лапой своей

Средь народного шума и спеха

Средь народного шума и спеха, На вокзалах и пристанях

Он дирижировал кавказскими горами

Он дирижировал кавказскими горами И машучи ступал на тесных Альп тропы,

За то, что я руки твои не сумел удержать

За то, что я руки твои не сумел удержать, За то, что я предал соленые нежные губы,

Когда октябрьский нам готовил временщик

Когда октябрьский нам готовил временщик Ярмо насилия и злобы

Ещё не умер ты

Еще не умер ты, еще ты не один, Покуда с нищенкой-подругой

Г. А. Шенгели

Кто Маяковского гонитель И полномочный представитель

Мне стало страшно жизнь отжить

Мне стало страшно жизнь отжить — И с дерева, как лист, отпрянуть,

Исполню дымчатый обряд

Исполню дымчатый обряд: В опале предо мной лежат

Душный сумрак кроет ложе

Душный сумрак кроет ложе, Напряженно дышит грудь…

Я около Кольцова

Я около Кольцова, Как сокол закольцован,

Когда удар с ударами встречается

Когда удар с ударами встречается И надо мною роковой,

Когда в далекую Корею

Когда в далекую Корею Катился русский золотой,

Душу от внешних условий

Душу от внешних условий Освободить я умею:

В смиренномудрых высотах

В смиренномудрых высотах Зажглись осенние Плеяды.

Под грозовыми облаками

Под грозовыми облаками Несется клекот вещих птиц:

С розовой пеной усталости у мягких губ

С розовой пеной усталости у мягких губ Яростно волны зеленые роет бык,

Не говори никому

Не говори никому, Все, что ты видел, забудь —

На берегу Эгейских вод

На берегу Эгейских вод Живут архивяне. Народ

Орущих камней государство

Орущих камней государство — Армения, Армения!

Кухня

Гудит и пляшет розовый Сухой огонь березовый

У нашей святой молодежи

У нашей святой молодежи Хорошие песни в крови —

Автоматичен, вежлив и суров

Автоматичен, вежлив и суров, На рубеже двух славных поколений,

Куда мне деться в этом январе

Куда мне деться в этом январе? Открытый город сумасбродно цепок…

Пилигрим

Слишком легким плащом одетый, Повторяю свои обеты.

Старик

Уже светло, поет сирена В седьмом часу утра.

Сусальным золотом горят

Сусальным золотом горят В лесах рождественские ёлки,

Европа

Как средиземный краб или звезда морская, Был выброшен последний материк.

В холодных переливах лир

В холодных переливах лир Какая замирает осень!

Муха

— Ты куда попала, муха? — В молоко, в молоко.

От легкой жизни мы сошли с ума

От легкой жизни мы сошли с ума: С утра вино, а вечером похмелье.

Нет, не поднять волшебного фрегата

Нет, не поднять волшебного фрегата: Вся комната в табачной синеве,—

Московский дождик

Он подаёт куда как скупо Свой воробьиный холодок —

Декабрист

Тому свидетельство языческий сенат,- Сии дела не умирают»

О, как же я хочу

О, как же я хочу, Не чуемый никем,

Футбол

Телохранитель был отравлен. В неравной битве изнемог,

Вермель в Канте был подкован

Вермель в Канте был подкован, То есть был он, так сказать,

Второй футбол

Рассеян утренник тяжелый, На босу ногу день пришел;

Люблю появление ткани

Люблю появление ткани, Когда после двух или трех,

Дикая кошка

Дикая кошка — армянская речь — Мучит меня и царапает ухо.

Помоги, Господь, эту ночь прожить

Помоги, Господь, эту ночь прожить, Я за жизнь боюсь, за твою рабу…

Как этих покрывал и этого убора

— Как этих покрывал и этого убора Мне пышность тяжела средь моего позора!

Что ты прячешься, фотограф

Что ты прячешься, фотограф, Что завесился платком?

Нынче день какой-то желторотый

Нынче день какой-то желторотый — Не могу его понять —

Я в сердце века

Я в сердце века — путь неясен, А время удаляет цель:

Я должен жить, хотя я дважды умер

Я должен жить, хотя я дважды умер, А город от воды ополоумел:

Дыханье вещее в стихах моих

Дыханье вещее в стихах моих Животворящего их духа,

Шестого чувства крошечный придаток

Шестого чувства крошечный придаток Иль ящерицы теменной глазок,

Из полутемной залы, вдруг

Из полутёмной залы, вдруг, Ты выскользнула в лёгкой шали —

Подшипник с шариком

Подшипник с шариком Начни соревноваться —

Телефон

На этом диком страшном свете Ты, друг полночных похорон,

10 января 1934

Меня преследуют две-три случайных фразы, Весь день твержу: печаль моя жирна…

Ахматова

В пол-оборота, о печаль, На равнодушных поглядела.

В морозном воздухе растаял лёгкий дым

В морозном воздухе растаял лёгкий дым, И я, печальною свободою томим,