В тот год, когда господь сурово Над нами длань отяготил,— Я, в жажде сумрачного крова, Скрываясь от лица дневного, Бежал к бесстрастию могил. Я думал: божескую гневность Избуду я в святой тиши: Смирит тоску седая древность, Тысячелетних строф напевность Излечит недуги души. Но там, где я искал гробницы, Я целый мир живой обрел: Запели, в сретенье денницы, Давно истлевшие цевницы, И смерти луг — в цветах расцвел. Не мертвым голосом былины,— Живым приветствием любви Окрестно дрогнули долины, И древний мир, как зов единый, Мне грянул грозное: «Живи!» Сквозь разделяющее годы Услышал я ту песнь веков. Во славу благостной природы, Любви, познанья и свободы,— Песнь, цепь ломающих, рабов. Армения! Твой древний голос — Как свежий ветер в летний зной: Как бодро он взвивает волос, И, как дождем омытый колос, Я выпрямляюсь под грозой!