Пророк, чей грозный нимб ваятель Рогами поднял над челом, Вождь, полубог, законодатель, — Всё страшно в облике твоем! Твоя судьба — чудес сплетенье, Душа — противоречий клуб. Ты щедро расточал веленья, Ты был в признаньях тайных скуп. Жрецами вражьими воспитан, Последней тайны приобщен, И мудростью веков напитан, — Ты смел смотреть во глубь времен. Беглец гонимый, сын рабыни, Чужих, безвестных стад пастух, Ты с богом говорил в пустыне, Как сын с отцом, как с духом дух. Ты замысл, гордо-необычный, Как новый мир, таил в себе, И ты, пришлец, косноязычный, Царю пророчил о судьбе. Пастух, — ты требовал народа, Раб, — совершал ты чудеса. Тебе содействуя, природа Тьмой облекала небеса. Вчера преступник, нынче принят Как вождь, ты был гордыни полн: Ты знал, что жезл взнесешь, и сгинет Погоня меж взметенных волн. Но что ж, несытый, ты замыслил? Тысячелетий длинный строй Ты взмерил, взвесил и исчислил, Как свой удел, как жребий свой. Народ пастуший и бездомный, Толпу, бродящую в песках, На подвиг страшный и огромный Ты дерзостно обрек в веках. Сказал: «Ты сломишь все препоны! Весь этот мир, он — мой, он — наш! Я дам тебе мои законы, — Ты их вселенной передашь! Что может мира жалкий житель? И что могу — я, человек? Ты будь моей мечты хранитель. Теперь, потом, в веках, вовек!» Назначив цель, ты, год за годом, Водил в пустыне племена, Боролся со своим народом, Крепил умы и рамена; Великий, строгий, непонятный, Учил мятущихся детей, Готовил их на подвиг ратный, Воспитывал ловцов людей. И день настал. В дали туманной, Ты, с Нево, взорами обвел Далекий край обетованный, Поник челом и отошел. Твой лик, спокойно-помертвелый, Взирал на ближний Галаад, Но знал ты, что во все пределы Твои глаголы долетят. Какие б племена ни встали, Какие б ни пришли века, Им всем вручит твои скрижали Твоих наместников рука! Как древле, грозный и безмерный, Над буйным миром ты стоишь, И свой народ, поныне верный, Ведешь державно и хранишь.