Быть может, суждено земле В последнем холоде застынуть; Всему живому — в мертвой мгле С безвольностью покорной сгинуть. Сначала в белый блеск снегов Земля невестой облачится; Туман, бесстрастен и суров, Над далью нив распространится; В мохнатых мантиях, леса — Прозрачных пальм, как стройных сосен, — Напрасно глядя в небеса, Ждать будут невозможных весен; Забыв утехи давних игр, Заснут в воде промерзшей рыбы, И ляжет, умирая, тигр На бело-ледяные глыбы… Потом иссякнет и вода, Свод неба станет ясно синим, И солнце — малая звезда — Чуть заблестит нагим пустыням Пойдет последний человек (О, дети жалких поколений!) Искать последних, скудных рек, Последних жалостных растений И не найдет. В безумьи, он С подругой милой, с братом, с сыном, Тоской и жаждой опьянен, Заспорит о глотке едином. И все умрут, грызясь, в борьбе, Но глаз не выклюют им птицы. Земля, покорная судьбе, Помчит лишь трупы да гробницы. И только, может быть, огни, Зажженные в веках далеких, Всё будут трепетать в тени, Как взоры городов стооких.