День багрянил, померкая, ‎Скат лесистых берегов; Ре́ин, в зареве сияя, ‎Пышен тёк между холмов. Он летучей влагой пены ‎Замок Аллен орошал; Терема́ зубчаты стены ‎Он в потоке отражал. Девы красные толпою ‎Из растворчатых ворот Вышли на́ берег — игрою ‎Встретить месяца восход. Вдруг плывёт, к ладье прикован, ‎Белый лебедь по реке; Спит, как будто очарован, ‎Юный рыцарь в челноке. Алым парусом играет ‎Легкокрылый ветерок, И ко брегу приплывает ‎С спящим рыцарем челнок. Белый лебедь встрепенулся, ‎‎Распустил криле свои; Дивный плаватель проснулся — ‎И выходит из ладьи. И по Реину обратно ‎С очарованной ладьёй По́плыл тихо лебедь статный ‎И сокрылся из очей. Рыцарь в замок Аллен входит: ‎Всё в нём прелесть — взор и стан; В изумленье всех приводит ‎Красотою Адельстан. Меж красавицами Лора ‎В замке Аллене была Видом ангельским для взора, ‎Для души душой мила. Графы, герцоги толпою ‎К ней стеклись из дальних стран — Но умом и красотою ‎Всех был краше Адельстан. Он у всех залог победы ‎На турнирах похищал; Он вечерние беседы ‎Всех милее оживлял. И приветны разговоры ‎И приятный блеск очей Влили нежность в сердце Лоры — ‎Милый стал супругом ей. Исчезает сновиденье — ‎Вслед за днями мчатся дни: Их в сердечном упоенье ‎И не чувствуют они. Лишь случается порою, ‎Что, на воды взор склонив, Рыцарь бродит над рекою, ‎Одинок и молчалив. Но при взгляде нежной Лоры ‎Возвращается покой; Оживают тусклы взоры ‎С оживленною душой. Невидимкой пролетает ‎Быстро время — наконец, Улыбаясь, возвещает ‎Другу Лора: «Ты отец!» Но безмолвно и уныло ‎На младенца смотрит он, «Ах! — он мыслит, — ангел милый, ‎Для чего ты в свет рождён?» И когда обряд крещенья ‎Патер должен был свершить, Чтоб водою искупленья ‎Душу юную омыть: Как преступник перед казнью, ‎Адельстан затрепетал; Взор наполнился боязнью; ‎Хлад по членам пробежал. Запинаясь, умоляет ‎День обряда отложить. «Сил недуг меня лишает ‎С вами радость разделить!» Солнце спряталось за гору; ‎Окропился луг росой; Он зовет с собою Лору, ‎Встретить месяц над рекой. «Наш младенец будет с нами: ‎При дыханье ветерка Тихоструйными волнами ‎Усыпит его река». И пошли рука с рукою… ‎День на хо́лмах догорал; Молча, сумрачен душою, ‎Рыцарь сына лобызал. Вот уж поздно; солнце село; ‎Отуманился поток; Чёрен берег опустелый; ‎Холодеет ветерок. Рыцарь всё молчит, печален; ‎Всё идёт вдоль по реке; Лоре страшно; замок Аллен ‎С час как скрылся вдалеке. «Поздно, милый; уж седеет ‎Мгла сырая над рекой; С вод холодный ветер веет; ‎И дрожит младенец мой». «Тише, тише! Пусть седеет ‎Мгла сырая над рекой; Грудь моя младенца греет; ‎Сладко спит младенец мой». «Поздно, милый; поневоле ‎Страх в мою теснится грудь; Месяц бледен; сыро в поле; ‎Долог нам до замка путь». Но молчит, как очарован, ‎Рыцарь, глядя на реку́… Лебедь там плывёт, прикован ‎Лёгкой цепью к челноку. Лебедь к берегу — и с сыном ‎Рыцарь сесть в челнок спешит; Лора вслед за паладином; ‎Обомлела и дрожит. И, осанясь, лебедь статный ‎Легкой цепию повлёк Вдоль по Реину обратно ‎Очарованный челнок. Небо в Реине дрожало, ‎И луна из дымных туч На ладью сквозь парус алый ‎Проливала тёмный луч. И плывут они, безмолвны; ‎За кормой струя бежит; Тихо плещут в лодку волны; ‎Парус вздулся и шумит. И на береге молчанье; ‎И на месяце туман; Лора в робком ожиданье; ‎В смутной думе Адельстан. Вот уж ночи половина: ‎Вдруг… младенец стал кричать, «Адельстан, отдай мне сына!» — ‎Возопила в страхе мать. «Тише, тише; он с тобою. ‎Скоро… ах! кто даст мне сил? Я ужасною ценою ‎За блаженство заплатил. Спи, невинное творенье; ‎Мучит душу голос твой; Спи, дитя; ещё мгновенье, ‎И навек тебе покой». Лодка к брегу — рыцарь с сыном ‎Выйти на берег спешит; Лора вслед за паладином, ‎Пуще млеет и дрожит. Страшен берег обнажённый; ‎Нет ни жила, ни древес; Чёрен, дик, уединённый, ‎В стороне стоит утёс. И пещера под скалою — ‎В ней не зрело око дна; И чернеет пред луною ‎Страшным мраком глубина. Сердце Лоры замирает; ‎Смотрит робко на утёс. Звучно к бездне восклицает ‎Паладин: «Я дань принес». В бездне звуки отравились; ‎Отзыв грянул вдоль реки; Вдруг… из бездны появились ‎Две огромные ру́ки. К ним приблизил рыцарь сына… ‎Цепенеющая мать, Возопив, у паладина ‎Жертву бросилась отнять И воскликнула: «Спаситель!..» ‎Глас достигнул к небесам: Жив младенец, а губитель ‎Ниспровергнут в бездну сам. Страшно, страшно застонало ‎В грозных сжавшихся когтях… Вдруг всё пусто, тихо стало ‎В глубине и на скалах.