Василий Жуковский — Эльвина и Эдвин

В излучине долины сокровенной, Там, где блестит под рощею поток, ‎Стояла хижина, смиренный ‎Покоя уголок. Эльвина там красавица таилась, — В ней зрела мать подпору дряхлых дней, ‎И только об одном молилась: ‎«Все блага жизни ей». Как лилия была чиста душою, И пламенел румянец на щеках — ‎Так разливается весною ‎Денница в облаках. Всех юношей Эльвина восхищала; Для всех подруг красой была страшна, ‎И, чудо прелестей, не знала ‎Об них одна она. Пришел Эдвин. Без всякого искусства Эдвинова пленяла красота: ‎В очах веселых пламень чувства, ‎А в сердце простота. И заключен святой союз сердцами: Душе легко в родной душе читать; ‎Легко, что сказано очами, ‎Устами досказать. О! сладко жить, когда душа в покое И с тем, кто мил, начав, кончаешь день; ‎Вдвоем и радости все вдвое… ‎Но ах! они как тень. Лишь золото любил отец Эдвина; Для жалости он сердца не имел; ‎Эльвине же дала судьбина ‎Одну красу в удел. С холодностью смотрел старик суровый На их любовь — на счастье двух сердец. ‎«Расстаньтесь!» — роковое слово ‎Сказал он наконец. Увы, Эдвин! В какой борьбе в нем страсти! И ни одной нет силы победить… ‎Как не признать отцовской власти? ‎Но как же не любить? Прелестный вид, пленительные речи, Восторг любви — все было только сон; ‎Он розно с ней; он с ней и встречи ‎Бояться осужден. Лишь по утрам, чтоб видеть след Эльвины, Он из кустов смотрел, когда она ‎Шла по излучине долины, ‎Печальна и одна; Или, когда являя месяц роги Туманный свет на рощи наводил, ‎Он, грустен, вдоль большой дороги ‎До полночи бродил. Задумчивый, он часто по кладбищу При склоне дня ходил среди крестов: ‎Его тоске давало пищу ‎Спокойствие гробов. Знать, гроб ему предчувствие сулило! Уже ланит румяный цвет пропал; ‎Их горе бледностью покрыло… ‎Несчастный увядал. И не спасут его младые леты; Вотще в слезах над ним его отец; ‎Вотще и вопли и обеты!.. ‎Всему, всему конец. И молит он: «Друзья, из сожаленья!.. Хотя бы раз мне на нее взглянуть!.. ‎Ах! дайте, дайте от мученья ‎При ней мне отдохнуть». Она пришла; но взор любви всесильный Уже тебя, Эдвин, не воскресит: ‎Уже готов покров могильный, ‎И гроб уже открыт. Смотри, смотри, несчастная Эльвина, Как изменил его последний час: ‎Ни тени прежнего Эдвина; ‎Лик бледный, слабый глас. В знак верности он подает ей руку И на нее взор томный устремил: ‎Как сильно вечную разлуку ‎Сей взор изобразил! И в тьме ночной, покинувши Эдвина, Домой одна вблизи кладбища шла, ‎Души не чувствуя, Эльвина; ‎Кругом густела мгла. От севера подъемлясь, ветер хладный Качал, свистя во мраке, дерева; ‎И выла на стене оградной ‎Полночная сова. И вся душа в Эльвине замирала; И взор ее во всем его встречал; ‎Казалось — тень его летала; ‎Казалось — он стонал. Но… вот и въявь уж слышится Эльвине: Вдали провыл уныло тяжкий звон; ‎Как смерти голос, по долине ‎Промчавшись, стихнул он. И к матери без памяти вбежала — Бледна, и свет в очах ее темнел. ‎«Прости, все кончилось! (сказала) — ‎Мой ангел улетел! Благослови… зовут… иду к Эдвину… Но для тебя мне жаль покинуть свет». ‎Умолкла… мать зовет Эльвину… ‎Эльвины больше нет.