Вот повести моей конец — ‎И другу посвященье; Певцу ж смиренному венец ‎Будь дружбы одобренье. Вадим мой рос в твоих глазах; ‎Твой вкус был мне учитель; В моих запутанных стихах, ‎Как тайный вождь-хранитель, Он путь мне к цели проложил. ‎Но в пользу ли услуга? Не знаю… Дев я разбудил, ‎Не усыпить бы друга. В великом Новграде Вадим ‎Пленял всех красотою, И дерзким мужеством своим, ‎И сердца простотою. Его утеха — по лесам ‎Скитаться за зверями; Ужасный вепрям и волкам ‎Разящими стрелами, В осенний хлад и летний зной ‎Он с верным псом на ловле; Ему постелей — мох лесной, ‎А свод небесный — кровлей. Уже двадцатая весна ‎Вадимова настала; И, чувства тайного полна, ‎Душа в нем унывала. «Чего искать? В каких странах? ‎К чему стремить желанье?» Но все — и тишина в лесах, ‎И быстрых вод журчанье, И дня меняющийся вид ‎На облаке небесном, Все, все Вадиму говорит ‎О чем-то неизвестном. Однажды, ловлей утомлен, ‎Близ Волхова на бреге Он погрузился в легкий сон… ‎Струи в свободном беге Шумели, по корням древес, ‎С плесканьем разливаясь; Душой весны был полон лес; ‎Листочки, развиваясь, Дышали жизнью молодой; ‎Все благовонно было… И солнце с тверди голубой ‎К холмам уж нисходило. И к утру видит сон Вадим: ‎Одеян ризой белой, Предстал чудесный муж пред ним — ‎Во взоре луч веселой, Лик важный светел, стан высок, ‎На сединах блистанье, В руке серебряный звонок, ‎На персях крест в сиянье; Он шел, как будто бы летел, ‎И, осенив перстами, Благовестящими воззрел ‎На юношу очами. «Вадим, желанное вдали; ‎Верь небу; жди смиренно; Все изменяет на земли, ‎А небо неизменно; Стремись, я провожатый твой!» ‎Сказал — и в то ж мгновенье В дали явилось голубой ‎Прелестное виденье: Младая дева, лик закрыт ‎Завесою туманной, И на главе ее лежит ‎Венок благоуханной. Вздыхая жалобно, рукой ‎Манило привиденье Идти Вадима за собой… ‎И юноша в смятенье К ней, сердцем вспыхнув, полетел… ‎Но вдруг… призра́к сокрылся, Вдали звонок один гремел, ‎И бледный луч светился; И вместе с девою пропал ‎Старик в одежде белой… Вадим проснулся: день сиял, ‎А в вышине… звенело. Он смотрит в даль на светлый юг: ‎Там ясно все и чисто; Оттоль через обширный луг ‎Струею серебристой Катился Волхов; небеса ‎Сливались там с землею; Туда, за холмы, за леса, ‎Мчал облака толпою Летучий, вешний ветерок… ‎Смятенный, в ожиданье, Он смотрит, слушает… звонок ‎Умолк — и всё в молчанье. Три сряду утра тот же сон; ‎Душа его в волненье. «О что же ты, — взывает он, — ‎Прекрасное явленье? Куда зовешь, волшебный глас? ‎Кто ты, пришлец священный? Ах! где она? Увижу ль вас? ‎И сердцу откровенный Предел откроется ль очам?..» ‎Но тщетно он очами Летит к далеким небесам… ‎Туман под небесами. И целый мир его мечтой ‎Пред ним одушевился. Восток ли свежею красой ‎Денницы золотился — Ему являлся там покров ‎На образе прелестном. Дышал ли запахом цветов — ‎В нем скорбь о неизвестном, Стремленье в даль, любви тоска, ‎Томление разлуки; И в каждом шуме ветерка ‎Звонка призывны звуки. И он, не властный победить ‎Могущего стремленья, К отцу и к матери просить ‎Идет благословенья. «Куда (печальная в слезах ‎Сказала матерь сыну)? В чужих испытывать странах ‎Неверную судьбину? Постой; на родине твоей ‎Дом отчий безопасный; Здесь сладостна любовь друзей; ‎Здесь девицы прекрасны». «Увы! желанного здесь нет; ‎Спокой себя, родная; Меня от вас в далекий свет ‎Ведет рука святая. И не задремлет ни на час ‎Хранитель постоянный. Но где он? Чей я слышал глас? ‎Кто вождь сей безымянный? Куда ведет? Какой стезей? ‎Не знаю — и напрасен В незнанье страх… жив спутник мой; ‎Путь веры безопасен». Надев на сына крест златой, ‎Ответствует родная: «Прости, да будет над тобой ‎Его любовь святая!» Снимает со стены отец ‎Свои доспехи ратны: «Прости, вот меч мой кладенец, ‎Мой щит и шлем булатный». Сын в землю матери, отцу; ‎Целует образ; плачет; Конь борзый подведен к крыльцу; ‎Он сел — он крикнул — скачет… И пыльный по дороге след ‎Подня́л конь быстроногой; Но вот уже и следу нет; ‎И пыль слилась с дорогой… Вздохнул отец; со вздохом мать ‎Пошла в свою светлицу; Ей долго ночь в слезах встречать, ‎В слезах встречать денницу; Перед Владычицей зажгла ‎С молитвою лампаду: Чтобы ему покров была, ‎Чтоб ей дала отраду. Вот на распутии Вадим. ‎Весь мир неизмеримый Ему открыт; за ним, пред ним ‎Поля необозримы; В чужбине он; в желанный край ‎Неведома дорога. «Что ж медлишь? Верь — не выбирай; ‎Вперед, во имя Бога; Куда и как привесть меня, ‎То вождь мой знает боле». Так он подумал — и коня ‎Пустил бежать по воле. И добрый конь как будто сам ‎Свою дорогу знает; Он все на юг; он по полям ‎Путь новый пробивает; Поток ли встретит — и в поток, ‎Лишь только пена прыщет. Ко рву ль примчится — разом скок, ‎Лишь только воздух свищет. Заглох ли лес — с ним широка ‎Дорога в чаще леса; Утес ли крут — он седока ‎Стрелой на круть утеса. Бегут за днями дни; Вадим ‎Все дале; конь послушный Не устает; и всюду им ‎В пути прием радушный: Ко граду ль случай заведет, ‎К селу ль, к лачужке ль дымной — Везде пришельцу у ворот ‎Привет гостеприимной; Везде заботливо дают ‎Хлеб-соль на подкрепленье, На темну ночь святой приют, ‎На путь благословенье. Когда ж застигнет мрак ночной ‎В лесу, иль в поле чистом, — Наш витязь, щит под головой, ‎Спит на ковре росистом Благоуханной муравы; ‎Над ним катясь, сияют Ночные звезды; вкруг главы ‎Младые сны летают; И конь, не дремля, сторожит; ‎И к стороне той, мнится, И зверь опасный не бежит ‎И змей приползть боится. И дни бегут — весна прошла, ‎И соловьи отпели, И липа в рощах зацвела, ‎И нивы пожелтели. Вадим все дале; уж пред ним ‎Широкий Днепр сияет; Он едет берегом крутым, ‎И взор его летает С высот по злачным берегам: ‎Здесь видит луг цветущий, Там златоверхий город, там ‎Близ вод рыбачьи кущи. Однажды — вечер знойный рдел ‎На небе; лес дремучий Сквозь пламень зарева синел, ‎И громовые тучи, Вслед за багровою луной, ‎С востока поднимались, И яркой молнии змеей ‎В их недре извивались — Вадим въезжает в темный лес; ‎Там все в тени молчало; Лишь трепетание древес ‎Грозу предвозвещало. И дичь являлася кругом; ‎Чуть небеса сквозь сени Светили гаснущим лучом; ‎И дерева, как тени, Мелькали в бездне темноты ‎С разверстыми ветвями. Вадим вперед — хрустят кусты ‎Под конскими ногами; Везде плетень из сучьев им ‎Дорогу задвигает… Но их мечом крушит Вадим, ‎Конь грудью разрывает. И едет он уж целый час; ‎Вдруг — жалобные крики; То нежный и молящий глас, ‎То яростный и дикий. Зажглась в нем кровь; на вопли он ‎Сквозь чащу ве́твей рвется; Конь пышет, лес трещит, и стон ‎Все ближе раздается; И вдруг под ним в дичи глухой, ‎Как будто из тумана, Чуть освещенная луной, ‎Открылася поляна. И что ж у витязя в глазах? ‎Шумя между кустами, С медвежьей кожей на плечах, ‎С дубиной за плечами, Огромный великан бежит ‎И на руках могучих Красавицу младую мчит; ‎Она в слезах горючих, То силится бороться с ним, ‎То скорбно во́пит к Богу… «Стой!» — крикнул хищнику Вадим ‎И заслонил дорогу. Ни слова тот на грозну речь; ‎Как бешеный отпрянул, Сорвал дубину с крепких плеч, ‎Взмахнул, в Вадима грянул, И очи вспыхнули, как жар… ‎Конь легкий отшатнулся, В корнистый дуб пришел удар, ‎И дуб, треща, погнулся; Вадим всей силою меча ‎Ударил в исполина — Рука отпала от плеча, ‎И в прах легла дубина. И хищник, рухнув, захрипел ‎Под конскими ногами; Рванулся встать; оцепенел ‎И стих, грозя очами; И смерть молчаньем заперла ‎Уста, вопить отверзты; И, роя землю, замерла ‎Рука, разинув персты. Спешит к похищенной Вадим; ‎Она, как лист, дрожала И, севши на коня за ним, ‎В слезах к нему припала. «Скажи мне, девица, кто ты? ‎Кто буйный оскорбитель Твоей девичьей красоты? ‎И где твоя обитель?» — «Князь Киевский родитель мой; ‎Град Киев недалеко; Проедем скоро лес густой, ‎Увидим брег высокой: Под брегом тем кипят, шумят ‎В скалах струи Днепровы, На бреге том и Киев-град, ‎Озолоченны кроны; Я там дни мирные вела, ‎Не знаяся с кручиной, И в старости отцу была ‎Утехою единой. Не в добрый час литовский князь, ‎Враг церкви православной, Меня узрел и, распалясь ‎Душою зверонравной, Послал к нам в Киев-град гонца, ‎Чтоб, тайною рукою Меня похитив у отца, ‎Умчал в Литву с собою. Он скрылся на Днепре-реке ‎В лесном уединенье, От Киева невдалеке; ‎О дерзком замышленье Никто и сонный не мечтал; ‎Губитель не встречался В лесу ни с кем; как волк, он ждал ‎Добычи — и дождался. Я нынче раннею порой ‎В луг вышла, полевые Сбирать цветки; пошли со мной ‎Подружки молодые. Мы ро́су брали на цветах, ‎Росою умывались, И рвали ягоды в кустах, ‎И громко окликались. Уж солнце жгло с полунебес; ‎Я шла одна; кустами Вилась дорожка; темный лес ‎Чернел перед глазами. Вдруг шум… смотрю… злодей за мной; ‎Страх подкосил мне ноги; Он сильною меня рукой ‎Схватил — и в лес с дороги. Ах! что б в удел досталось мне, ‎Что было бы со мною, Когда б не ты? В чужой стране ‎Изныла б сиротою. От милых ближних вдалеке ‎Живет ли сердцу радость? И в безутешной бы тоске ‎Моя увяла младость; И с горем дряхлый мой отец ‎Повлекся бы ко гробу… Но слабость защитил Творец, ‎Сразил Всевышний злобу». Меж тем с поляны в гущину ‎Въезжает витязь; тучи, Толпясь, заволокли луну; ‎Стал душен лес дремучий… Гроза сбиралась; меж листов ‎Дождь крупный пробивался, И шум тяжелых облаков ‎С их ропотом мешался… Вдруг вихорь набежал на лес ‎И взрыл дерев вершины, И загорелися небес ‎Кипящие пучины. И все взревело… дождь рекой; ‎Гром страшный, треск за треском; И шум воды, и вихря вой; ‎И поминутным блеском Воспламеняющийся лес; ‎И встречу, справа, слева Ряды валящихся древес; ‎Конь рвется; в страхе дева; И, заслонив ее щитом, ‎Вадим смятенный ищет, Где б приютиться… но кругом ‎Все дичь, и буря свищет. И вдруг уж нет дороги им; ‎Стена из камней мшистых; Гром мчался по бокам крутым; ‎В расселинах лесистых Спираясь, вихорь бушевал, ‎И молнии горели, И в бездне бури груды скал ‎Сверкали и гремели. Вадим назад… но вдруг удар! ‎Ель, треснув, запылала; По ветвям пробежал пожар, ‎Окрестность заблистала. И в зареве открылась им ‎Пещера под скалою. Спешит к убежищу Вадим; ‎Заботливой рукою Он снял сопутницу с коня, ‎Сложил с рамен кольчугу, Зажег костер и близ огня, ‎Взяв на руки подругу, На броню сел. Дымясь, сверкал ‎В костре огонь трескучий; Поверх пещеры гром летал, ‎И бунтовали тучи. И, прислонив к груди своей ‎Вадим княжну младую, Из золотых ее кудрей ‎Жал влагу дождевую; И, к персям девственным уста ‎Прижав, их грел дыханьем; И в них вливалась теплота; ‎И с тихим трепетаньем Они касалися устам; ‎И девица молчала; И, к юноши прильнув плечам, ‎Рука ее пылала. Лазурны очи опустя, ‎В объятиях Вадима Она, как тихое дитя, ‎Лежала недвижима; И что с невинною душой ‎Сбылось — не постигала; Лишь сердце билось, и порой, ‎Вся вспыхнув, трепетала; Лишь пламень гаснущий сиял ‎Сквозь тень ресниц склоненных, И вздох невольный вылетал ‎Из уст воспламененных. А витязь?.. Что с его душой?.. ‎Увы! сих взоров сладость, Сих чистых, под его рукой ‎Горящих персей младость, И мягкий шелк кудрей густых, ‎По раменам разлитых, И свежий блеск ланит младых, ‎И уст полуоткрытых Палящий жар, и тихий глас, ‎И милое смятенье, И ночи та́инственный час, ‎И вкруг уединенье — Всё чувства разжигало в нем… ‎О власть очарованья! Уже, исполнены огнем ‎Кипящего лобзанья, На девственных ее устах ‎Его уста горели, И жарче розы на щеках ‎Дрожащей девы рдели; И всё… но вдруг смутился он, ‎И в радостном волненьи Затрепетал… знакомый звон ‎Раздался в отдаленьи. И долго, жалобно звенел ‎Он в бездне поднебесной; И кто-то, чудилось, летел, ‎Незримой, но известной; И взор, исполненный тоской, ‎Мелькал сквозь покрывало; И под воздушной пеленой ‎Печальное вздыхало… Но вдруг сильней потрясся лес, ‎И небо зашумело… Вадим взглянул — призра́к исчез; ‎А в вышине… звенело. И вслед за милою мечтой ‎Душа его стремится; Уже, подернувшись золой, ‎Едва-едва курится В костре огонь; на небесах ‎Нет туч, не слышно рева; Небрежно на его руках, ‎Припав к ним грудью, дева Младенческий вкушает сон ‎И тихо, тихо дышит; И близок уж рассвет; а он ‎Не видит и не слышит. Стал веять свежий ветерок, ‎Взошла звезда денницы, И обагрянился восток, ‎И пробудились птицы; Копытом топнув, конь заржал; ‎Вадим очнулся — ясно Все было вкруг; но сон смыкал ‎Глаза княжны прекрасной; К ней тихо прикоснулся он; ‎Вздохнув, она одела Власами грудь сквозь тонкий сон, ‎Взглянула — покраснела. И витязь в шлеме и броне ‎Из-под скалы с княжною Выходит. Солнце в вышине ‎Горело; под горою, Сияя, пену расстилал ‎По камням Днепр широкий; И лес кругом благоухал; ‎И благовест далекий Был слышен. На коня Вадим, ‎Перекрестясь, садится; Княжна по-прежнему за ним; ‎И конь по брегу мчится. Вдруг путь широкий меж древес: ‎Их чаща раздалася, И в голубой дали небес, ‎Как звездочка, зажглася Глава Печерская с крестом. ‎Конь скачет быстрым скоком; Уж в граде он; уж пред дворцом; ‎И видят: на высоком Крыльце Великий князь стоит; ‎В очах его кручина; Перед крыльцом народ кипит, ‎И строится дружина. И смелых вызывает он ‎В погоню за княжною И избавителю свой трон ‎Сулит с ее рукою. Но топот слышен в тишине; ‎Густая пыль клубится; И видят, с девой на коне ‎Красивый всадник мчится. Народ отхлынул, как волна; ‎Дружина расступилась; И на руках отца княжна ‎При кликах очутилась. Обняв Вадима, князь сказал: ‎«Я не нарушу слова; В тебе Господь мне сына дал ‎Заменою родного. Я стар: будь хилых старца дней ‎Опорой и усладой; А смелой доблести твоей ‎Будь дочь моя наградой. Когда ж наступит мой конец, ‎Тогда мою державу И светлый княжеский венец ‎Наследуй в честь и славу». И громко, громко раздалось ‎Дружины восклицанье; И зашумело, полилось ‎По граду ликованье; Богатый пир на весь народ; ‎Весь город изукрашен; Кипит в заздравных кружках мед, ‎Столы трещат от брашен; Поют певцы; колокола ‎Гудят, не умолкая; И от огней потешных мгла ‎Зарделася ночная. Веселье всем; один Вадим ‎Не весел — мысль далёко. Сердечной думою томим, ‎Безмолвен, одинокой, Ни песням, ни приветам он ‎Не внемлет равнодушный; Он ступит шаг — и слышит звон; ‎Подымет взор — воздушный Призра́к летает перед ним ‎В знакомом покрывале; Приклонит слух — твердят: «Вадим, ‎Не забывайся, дале!» Идет к Днепровым берегам ‎Он тихими шагами И, смутен, взор склонил к водам… ‎Небесная с звездами Была в них твердь отражена; ‎Вдали, против заката, Всходила полная луна; ‎Вадим глядит… меж злата Осыпанных луною волн ‎Как будто бы чернеет, В зыбях ныряя, легкий челн, ‎За ним струя белеет. Глядит Вадим… челнок плывет… ‎Натянуто ветрило; Но без гребца весло гребет; ‎Без кормщика кормило; Вадим к нему… к Вадиму он… ‎Садится… чёлн помчало… И вдруг… как будто с юга звон; ‎И вдруг… все замолчало… Плывет челнок; Вадим глядит; ‎Сверкая, волны плещут; Лесистый брег назад бежит; ‎Ночные звезды блещут. Быстрей, быстрей в реке волна; ‎Челнок быстрей, быстрее; Светлее на небо луна; ‎На бреге лес темнее. И дале, дале… все кругом ‎Молчит… как великаны, Скалы нагнулись над Днепром; ‎И, черен, сквозь туманы Глядится в реку тихий лес ‎С утесистой стремнины; И уж луна почти небес ‎Дошла до половины. Сидит, задумавшись, Вадим; ‎Вдруг… что-то пролетело; И облачко луну, как дым ‎Невидимый, одело; Луна померкла; по волнам, ‎По тихим сеням леса, По брегу, по крутым скалам ‎Раскинулась завеса; Шатнул ветрилом ветерок, ‎И руль зашевелился, Ко брегу повернул челнок, ‎Доплыл, остановился. Вадим на брег; от брега чёлн; ‎Ветрило заиграло; И вдруг вдали, с зыбями волн ‎Смешавшись, все пропало. В недоумении Вадим; ‎Кругом скалы, как тучи; Безмолвен, дик, необозрим, ‎По камням бор дремучий С реки до брега вышины ‎Восходит; всё в молчан… И тускло падает луны ‎На мглу вершин сиянье. И тихо по скалам крутым, ‎Влекомый тайной силой, Наверх взбирается Вадим. ‎Он смотрит — все уныло; Как трупы, сосны под травой ‎Обрушенные тлеют; На сучьях мох висит седой; ‎Разинувшись, чернеют Расселины дуплистых пней, ‎И в них глазами блещет Сова, иль чешуями змей, ‎Ворочаясь, трепещет. И, мнится, жизни в той стране ‎От века не бывало; Как бы с созданья в мертвом сне ‎Древа, и не смущало Их сна ничто: ни ветерка ‎Перед денницей шёпот, Ни легкий шорох мотылька, ‎Ни вепря тяжкий топот. Уже Вадим на вышине; ‎Вдруг бор редеет темный; Раздвинулся… и при луне ‎Явился холм огромный. И на вершине древний храм; ‎Блестящими крестами Увенчаны главы, к дверям ‎Тяжелыми винтами Огромный пригвожден затвор; ‎Вкруг храма переходы, Столбы, обрушенный забор, ‎Растреснутые своды Трапезы, келий ряд пустых, ‎И всюду по колени Полынь, и длинные от них ‎По скату холма тени. Вадим подходит: невдали ‎Могильный виден камень, Крест наклонился до земли, ‎И легкий, бледный пламень, Как свечка, теплится над ним; ‎И ворон, птица ночи, На нем, как призрак, недвижим ‎Сидит, унылы очи Вперив на месяц. Вдруг, крылом ‎Взмахнув, он пробудился, Взвился… и на небе пустом, ‎Трикраты крикнув, скрылся. Объял Вадима тайный страх; ‎Глядит в недоуменье — И дивное тогда в глазах ‎Вадимовых явленье: Он видит, некто приподнял ‎Иссохшими руками Могильный камень, бледен встал, ‎Туманными очами Блеснул, возвел их к небесам, ‎Как будто бы моляся, Пошел, стучаться начал в храм… ‎Но дверь не отперлася. Вздохнув, повлекся дале он, ‎И тихий под стопами Был слышен шум, и долго, стон ‎Пуская, меж стенами, Между обломками столбов, ‎Как бледный дым, мелькала Бредуща тень… вдруг меж кустов ‎Вдали она пропала. Там, бором покровен, утес ‎Вздымался, крут и страшен, И при луне из-за древес ‎Являлись кровы башен. Вадим туда: уединен ‎На груде скал мохнатых, Над черным бором, обнесен ‎Оградой стен зубчатых, Стоит там замок, тих, как сна ‎Безмолвное жилище, И вся окрест его страна ‎Угрюма, как кладбище; И башни по углам стоят, ‎Как призраки седые, И сгромоздилися у врат ‎Скалы сторожевые. Душа Вадимова полна ‎Смятенным ожиданьем — И светит сумрачным луна ‎Сквозь облако сияньем. Но вдруг… слетел с луны туман, ‎И бор засеребрился, И замок весь, как великан, ‎Над бором осветился; И от востока ветерок ‎Подул передрассветный, И чу!.. из-за стены звонок ‎Послышался приветный. И что ж он видит? По стене ‎Как тень уединенна, С восточной к западной стране, ‎Туманным облеченна Покровом, девица идет; ‎Навстречу к ней другая; И та, приближась, подает ‎Ей руку и, вздыхая, Путь одинокий вдоль стены ‎На запад продолжает; Другая ж, к замку с вышины ‎Спустившись, исчезает. И за идущею вослед ‎Вадим летит очами; Уж, ясен, молодой рассвет ‎Встает меж облаками; Уж загорается восток… ‎Она все дале, дале; И тихо ранний ветерок ‎Играет в покрывале; Идет — глаза опущены, ‎Глава на грудь склонилась — Пришла на поворот стены; ‎Поворотилась; скрылась. Стоит, как вкопанный, Вадим; ‎Душа в нем замирает: Как будто лик свой перед ним ‎Судьба разоблачает. Бледнее тусклая луна; ‎Светлей восток багровый; И озаряется стена, ‎И ярко блещут кроны; К восточной обратясь стране, ‎Ждет витязь… вдруг вспылала В нем кровь… глядит… там на стене ‎Идущая предстала. Идет; на темный смотрит бор; ‎Как будто ждет в волненье; Как бы чего-то ищет взор ‎В пустынном отдаленье… Вдруг солнце в пламени лучей ‎На крае неба стало… И витязь в блеске перед ней! ‎Как облак, покрывало Слетело с юного чела — ‎Их встретилися взоры; И пала от ворот скала, ‎И раздались их створы. Стремится на ограду он; ‎Идет она с ограды; Сошлись… о вещий, верный сон! ‎О час святой награды! Свершилось! все — и ранних лет ‎Прекрасные желанья, И озаряющие свет ‎Младой души мечтанья, И все, чего мы здесь не зрим, ‎Что вере лишь открыто, — Все вдруг явилось перед ним, ‎В единый образ слито! Глядят на небо, слезы льют, ‎Восторгом слов лишенны… И вдруг из терема идут ‎К ним девы пробужденны: Как звезды, блещут очеса; ‎На ясных лицах радость, И искупления краса, ‎И новой жизни младость. О сладкий воскресенья час! ‎Им мнилось: мир рождался! Вдруг… звучно благовеста глас ‎В тиши небес раздался. И что ж? Храм Божий отворен; ‎Там слышится моленье; Они туда: храм освещен; ‎В кадильницах куренье; Перед Угодником горит, ‎Как в древни дни, лампада, И благодатное бежит ‎Сияние от взгляда; И некто, светел, в алтаре ‎Простерт перед потиром, И возглашается горе́ ‎Хвала незримым клиром. Молясь, с подругой стал Вадим ‎Пред царскими дверями, И вдруг… святой налой пред ним; ‎Главы их под венцами; В руках их свечи зажжены; ‎И кольца обручальны На персты их возложены; ‎И слышен гимн венчальный… И вдруг… все тихо! гимн молчит; ‎Безмолвны своды храма; Один лишь, та́инствен, блестит ‎Алтарь средь фимиама. И в сем молчаньи кто-то к ним ‎Приветный подлетает, Их кличет именем родным, ‎Их нежно отзывает… Куда же?.. о священный вид! ‎Могила перед ними; И в ней спокойно; дерн покрыт ‎Цветами молодыми; И дышит ветерок окрест, ‎Как дух бесплотный вея; И обвивает светлый крест ‎Прекрасная лилея. Они упали ниц в слезах; ‎Их сердце вести ждало, И трепетом священный прах ‎Могилы вопрошало… И было все для них ответ: ‎И холм помолоделый, И луга обновленный цвет, ‎И бег реки веселый, И воскрешенны древеса ‎С вершинами живыми, И, как бессмертье, небеса ‎Спокойные над ними… Промчались веки вслед векам… ‎Где замок? где обитель? Где чудом освященный храм?.. ‎Все скрылось… лишь, хранитель Давно минувшго, живет ‎На прахе их преданье. Есть место… там игривых вод ‎Пленительно сверканье; Там вечно зелен пышный лес; ‎Там сладок ветра шёпот, И с тихим говором древес ‎Волны слиянный ропот. На месте оном — так гласит ‎Правдивое преданье — Был пепел инокинь сокрыт: ‎В посте и покаянье При гробе грешника-отца ‎Они кончины ждали И примиренного Творца ‎В молитвах прославляли… И улетела к небесам ‎С земли их жизнь святая, Как улетает фимиам ‎С кадил, благоухая. На месте оном — в светлый час ‎Земли преображенья — Когда, послышав утра глас, ‎С звездою пробужденья, Востока ангел в тишине ‎На край небес взлетает И по туманной вышине ‎Зарю распростирает, Когда и холм, и луг, и лес — ‎Все оживленным зрится И пред святилищем небес, ‎Как жертва, все дымится, — Бывают тайны чудеса, ‎Невиданные взором: Отшельниц слышны голоса; ‎Горе́ хвалебным хором Поют; сквозь занавес зари ‎Блистает крест; слиянны Из света зрятся алтари; ‎И, яркими венчанны Звездами, девы предстоят ‎С молитвой их святыне, И серафимов тьмы кипят ‎В пылающей пучине.